Врата Анубиса - страница 24

стр.

– Если это так, то почему же тогда твои шатры и цыгане не пришли сюда к нам?

– При возвращении из прошлого нельзя утащить с собой целое поле с цыганами и шатрами. Вернуться в «здесь и сейчас» могут только крючки и все, что с ними непосредственно соприкасается. Как бы тебе объяснить… Действие крючков подобно мячику на резинке. Требуется приложить определенную энергию, чтобы отбросить мячик, и если на пути его движения окажется какая-нибудь мошка, то мячик увлечет ее за собой, но когда растянувшаяся резинка опять сожмется – она притянет назад только мячик, и ничего, кроме мячика, не сможет вернуться назад. Даже эти кареты останутся там. Это действительно так, поверь.

При свете фонаря Дойль разглядел, что Беннер как-то странно усмехается.

– Я заметил этот эффект во время моей собственной увеселительной прогулки в табор. Представь себе – даже одежда остается там, хотя волосы и ногти все-таки удается взять с собой. Так что Трефф получил по крайней мере часть запланированного развлечения. – Беннер засмеялся. – Возможно, именно поэтому ему возместили только пятьдесят процентов.

Дойль разглядывал брезентовый занавес вокруг площадки.

Кареты приблизились к загородке, и Дойль мог лучше разглядеть платформу. Деревянный помост, около фута в высоту, но больше чем дюжина футов в длину и ширину, был установлен за платформой, но только уже внутри загородки. Копыта лошадей загрохотали, как дюжина барабанов, когда лошади втягивали кареты на платформу по пологому деревянному помосту. Несколько человек, выглядевших неуместно в 1983-м, тоже в костюмах для прыжка, быстро устанавливали алюминиевые стойки и натягивали плотное и, очевидно, тяжелое покрытие. И вот кареты оказались в огромном, кубической формы шатре. Ткань шатра тускло поблескивала в свете фонарей.

– Сеть, сплетенная из стального троса, заключенная в свинцовую оболочку, – сказал Беннер. Его голос звучал громче в замкнутом пространстве. – Платформа тоже закрыта с трех сторон.

Дойль старался сдержать дрожь в руках – не хотелось, чтобы Беннер заметил.

– А это действительно будет взрыв? – спросил он, стараясь придать голосу твердость. – Мы почувствуем сильное сотрясение?

– Нет, в действительности ты не почувствуешь ровным счетом ничего. Только… дислокацию.

Дойль слышал, как перешептывались гости в карете под ним, а из другой кареты доносился громкий смех Дерроу. Лошадь громко била копытом по деревянному настилу.

– Чего мы ждем? – прошептал Дойль.

– Надо дать время тем людям все подготовить и убраться отсюда за пределы участка.

Кареты стояли неподвижно, но Дойль все равно продолжал чувствовать тошноту. Смешанный запах бензина и металла в шатре становился невыносимым.

– Мне не хотелось бы говорить, но этот запах…

Внезапно что-то изменилось – стремительно, но без движения. Он перестал ощущать глубину пространства – осталась только плоская поверхность, тускло поблескивающая прямо перед его глазами. Он судорожно вцепился в поручень рядом с сиденьем – не было ни севера, ни юга, ни верха, ни низа, и Дойля опять отбросило в привычный кошмар. Прошлой ночью его разбудила стюардесса, но сейчас он снова оказался на той дороге, чувствуя, как старая «Хонда» боком скользит по мокрой дороге, – удар, и он куда-то летит и слышит страшный вопль Ребекки, оборвавшийся при ударе об асфальт…

Ему показалось, что деревянная платформа под ними развалилась. Земля закачалась, стойки угрожающе накренились и обрушились, погребая все под тяжелыми складками свинцовой ткани.

Дойль даже обрадовался, когда падающая стойка отскочила от крыши кареты и больно ударила его по плечу. Он почувствовал боль, значит, он по-прежнему в реальном мире – здесь и сейчас. И Дойль стряхнул с себя наваждение той аварии на мокрой дороге. Отвратительный запах стал еще сильнее, так как обрушившийся шатер прижал его голову к крыше кареты. И он подумал, что, возможно, ничто не объединяет нас с окружающей реальностью более основательно, чем скручивающий приступ тошноты.

Но вот свинцовый покров снят, Дойль понял, что ужасный запах исчез, и вдохнул свежий ночной воздух. Он увидел поле в лунном свете, вдали прорисовывались темные силуэты деревьев.