Времена года - страница 33

песенку, которую когда-то продал рекламному агентству – что-то про косметику. Брр-р!

– Я хотел бы, – непринужденно заявляет в конце концов Поль или ром (сейчас мне это безразлично), – я хотел бы провести каникулы в Австралии вместе с вами.

– Простите, дорогой Поль, но я вынуждена обратить ваше внимание на мой преклонный возраст.

И тогда я слышу в ответ то, чего издала, – продолжение его фразы: «Будь вы на двадцать лет моложе, мы могли бы...»

– Это не имеет никакого значения.

«Наша маленькая девочка, – пишет Пату, –

она умеет смеяться

утром.

Но не умеет

вечером».

Я в тревоге поднимаю глаза и вижу: на нашем хрупком суденышке появилась квадратная фигура родительницы номер один. Меня пробирает дрожь. Когда замужние женщины застают меня одну, они тут же заводят разговор о весьма непоэтичных «законах жизни». Сейчас, однако, происходит что-то необычное. Поль питается у родительницы номер один, и она начинает довольно воинственно. К тому же... Конечно, она толстая и краснолицая, конечно, у нее совиные глазки, но она очень почтительно произносит фамилию «Воронтозов», а это уже кое-что.

– Он жестокий человек.

– Вот как?

Я тоже обратила на это внимание. Но меня тревожит причина, а не следствие. Заметила она, как он добр к Пэтчи?

– Это сразу видно по глазам – по глазам! Вы посмотрели, какие у него глаза?

– Да, посмотрела.

Но она еще не добралась до главного! До нашей совместной прогулки по городу.

– Вы знаете, у него совсем нет друзей.

Я стараюсь проявить интерес к ее словам.

– Правда? Зато у него, наверное, есть девушки?

– Нет, у него нет ни одной девушки.

– Вот как.

– Почему он не водит знакомств со своими однолетками? – решительно наступает она.

– Каждый, кто одинок, – начинаю горячиться я, – всегда может прийти ко мне. Старый и молодой. Добрый и злой. Каждый... добрый или злой – безразлично.

– Мисс Воронтозов, он жестокий, жестокий человек.

– Наверное, в этом виновато его прошлое.

– С ним никто не может поладить. Жил бы лучше в городе, сам по себе.

– Он имеет право приходить ко мне. Каждый, кто хочет, имеет право приходить ко мне.

– Он заставит вас заплатить за это. Вот увидите, он заставит вас заплатить!

– Я согласна. Я готова платить. Все равно он имеет право приходить ко мне, если он одинок. Я готова отдавать ему свое время. Он вправе располагать моим временем. «И кто примет одно такое дитя во имя мое, тот меня принимает».

«Наша маленькая девочка, – пишет Пату, –

умерла когда ее принесли

в па все

плакали в

Доме собраний.

Все плакали в

Доме

собраний».

– Поль, вы меня разочаровали, – говорю я, когда мы возвращаемся с баскетбольной площадки, где он присутствовал в качестве зрителя на нашей тренировке.

– Почему?

– Я думала, что познакомилась с настоящим закоренелым пьяницей, который будет меня развлекать. А вы сейчас почти всегда трезвы. Я, кажется, говорила вам, что меня интересуют только пьяные представители богемы. Разве вам еще не пора в бар?

Мгновенье он в задумчивости разглядывает трубку.

– Вы, конечно, отвлекаете меня от спиртного.

Теперь моя очередь задуматься. Наконец я решаюсь употребить прилагательное, которое уже неделю вертится у меня на языке и только ждет удобного случая, чтобы вылететь изо рта.

– Ваше замечание отнюдь не свидетельствует о сыновних чувствах.

– Которых у меня нет, – с неожиданной меткостью парирует он.

Мне нужно сделать несколько шагов, чтобы переступить через его слова, хотя, наверное, я сама вынудила его их произнести. Пока я обдумываю ответ, Варепарита успевает догнать нас, теперь она идет чуть впереди – как красив каждый дюйм ее коричневых ног, прикрытых только короткими коричневыми шароварами, как красивы ее черные волосы, упавшие, будто ночь, на желтую майку.

Пора покончить с этой игрой, решаю я.

– Что не мешает мне, глубокоуважаемый Поль, относиться к вам сугубо по-матерински.

Ему незачем знать, что во мне снова проснулась женщина.

Поль молчит; он с удовольствием разглядывает гибкое тело Варепариты.

– Я знаю, – рассеянно бросает он немного погодя.

– Вы многое теряете, – горячусь я, – из-за того, что у вас так мало сыновних чувств.

Гордость помогает мне выиграть бой с бунтующей женщиной.