Временная временная волна - страница 7
И прелесть для глаз,
Как яхонты, перья, а пух, как алмаз.
Когда же вдруг крылья она распахнет,
То радугой светит, то златом сверкнет.
Прекрасная птичка, в полете легка,
Быстрее и легче весны ветерка,
Летать уж устала, у двери сидит,
И радостно юный отшельник глядит.
Неслышно подходит, молчит, не дохнет,
Лишь только б схватить, а уж птичка вспорхнет.
Она от него, а отшельник за ней,
И вот он выходит из кельи своей,
Идет за ограду и полем идет,
А птичка все свищет, как будто зовет.
Туда и сюда над цветами кружась,
Как звездочка, в воздухе светит, носясь.
Но вот монастырь за пригорком исчез,
А инок за птичкой идет в тень древес ,
И с ветки на ветку, все птичка вперед ,
Порхает, летает и сладко поет.
На дуба вершину присела она ,
И пеньем чудесным вся роща полна,
Растроганный сердцем, в восторге душой,
Внимает безмолвно монах молодой.
И миг наслажденья боясь потерять,
Звук каждый он ловит и жаждет внимать.
Забылся, отрадно забвенье его,
Не слышит, не видит вокруг ничего.
Вдруг пенье умолкло, опомнился он:
–Где ж птичка-певица? Исчезла, как сон.
Ах, птичка, взвилась, как будто стрела,
И в небе сокрылась была – не была.
Вздохнул добрый инок, и в келью спешил,
Казалось ему, час в отлучке он был.
Боится, что он опоздает в пути,
Что к трапезе ждут, и пора бы идти.
Но вот монастырь, только чудно ему,
Что ограда не та, не доступно ему.
За оградою новая церковь видна,
И дивится: «Откуда взялась она?»
Стучится в врата, вот привратник идет,
Но ему не знаком, прежде был, да не тот.
Не пускает монаха в обитель его:
–Ты чужой, не видал я лица твоего.
–И тебя я не знаю. Привратник я.
–Нет, привратник здесь молод ты стар же и сед.
–Я вышел отсюда не больше, как час,
С чего же вдруг новый привратник у вас?
Иль Спасов не здесь монастырь?
–Он и есть.
–Так пойди же к игумену и дай о мне весть.
Дивится привратник, игумена зовет,
И вот за игуменом весь причет идет.
Но только игумен ему не знаком.
Меж братии тоже знакомого нет ,
Он смотрит, он ищет ,своих не найдет.
Монах приключенье свое рассказал,
Ему с удивленьем весь причет внимал.
И мудрый игумен пришельца спросил,
Какое он имя меж братий носил?
–Антонием назван в монашестве я,
При мне был игуменом отец Илия.
И все изумились, по книгам глядят,
Нашли имена их лет триста назад.
– Антоний в день Пасхи безвестно пропал,
Так писано в книге, игумен сказал.
И тайну проник, и крестом осенил,
–Дивен Бог в чудесах, – так монах повторил
И вдруг перед всеми вид свой изменил:
В нем виден был старец, взор юный угас,
Пред ним триста лет миновало, как час.
Он пал и молился, два дня протекли,
Почил он, и с честью его погребли.
Наши дни
за час до этого
– Милая, ты готова идти под венец? – Рик с радостью смотрел на свою шикарную жену, предвкушая череду праздничных событий. Молодой, перспективный, уверенный в себе, Рик сегодня создает социально-духовную ячейку общества нашей свободной страны. Сегодня он не принимает голосов против, все, кто хочет сказать нет венчанию, пусть умолкнут навсегда, сегодня все только для нас, пусть весь мир подождет.
– Я что-то плохо себя чувствую, милый, – бледная Эмма показалась из другой спальни, – давай отменим все, милый, перенесем на другой день?
– Эмма, зайка, но ведь все уже готово, нас ждут у алтаря.
– Зачем я вообще согласилась на венчание? Почему нельзя было просто расписаться, как все обычные граждане нашей планеты Земля? К чему эти торжественные церемонии?
Эмма подошла к дверному проему и стала придерживаться рукой об стену. Рик поторопился ответить:
– Эмма, любимая, но это все во имя взаимной любви. Все для тебя.
– Рик, уже в любовь давно никто не верит. Фиктивный брак , папики, брачные договоры… Теперь любовь – это пустые слова, которые подразумевают прибыль и только.
– Зачем ты так говоришь, – в голосе Рика повышался тембр, еще чуть-чуть, и он превратит весь этот разговор в семейный скандал,– ты хочешь сказать, что если бы я выпрыгнул из окна для того, чтобы доказать тебе своим героическим поступком, как это делают некоторые, ты бы прожила со мной счастливую жизнь, милая?
Послышалось грохотание упавшего на пол пластмассового подноса, звон разбивающейся посуды, вскрик прислуги, нанятой на время венчания. Эмма хотела продолжить диалог, но уже не могла говорить. С каждой секундой ее тело опускалось к полу все ниже и ниже. Рик подбежал, среагировав, как подобает истинному джентльмену, любящему свою будущую супругу, и прокричал приложившей ладошки на щеки прислуге: