Время ангелов - страница 15

— Вы не поверите, Роза, но мадмуазель ни разу не видела малыша.

Ребенок был слаще шоколадного мусса, серо-зеленые глаза, темная прядь, в книжке с картинками гладил пальчиком кита, который плавает не так, как рыбы в озере, а скачками, выгнув спину, на берегу ледяных морей стоят человечки в высоких меховых шапках, изредка пролетит птица, и кроме сухого папоротника нет никаких растений. Ну и пусть тетя Урсула не хочет видеть ни малыша, ни Сильвию. Она же души не чаяла в… вашей жене, Гастон, дорогой братец, — с любовью говорил последний Бородач, уже страдавший хроническим несварением. Сильвия бродила возле комнаты слегшей тети Урсулы и думала: Пресвятая Дева, скоро этому придет конец? Понадобились недели, месяцы. Как умрешь, когда вместо крови у тебя в венах кальций и прочие витамины, когда сердце накачано камфарой, когда нет ни аппендицита, ни зубов, ни миндалин, ни матки, ни желчного пузыря и вместо сустава серебряный гвоздь? Тем временем умер второй Бородач. Много шума из ничего. Гастон, олух, недоумок, стал бы единственным наследником, если бы не этот проклятый Оноре, в общем, два человека отделяют нас от богатства, существенно поправившего бы наше положение, уверяю вас, Гермина, мы бы тогда провели центральное отопление, о которым вы с Бабе так мечтаете. Мой отец… Я мылась в тазике у открытого окна… Ладно, вернемся к Оноре, он сейчас на берегу кидает «блинчики».

Гастон поднялся в комнату тети Урсулы, порылся в ящике старинного ночного столика с инкрустацией, в ящике с раздвижными дверцами, два отверстия по бокам для проветривания, и между пузырьками, поблекшими фотографиями и зелеными форменными погончиками с цифрой два нашел письмо. Дул порывистый западный ветер, будет гроза, он отодвинул занавеску, Савойи не видно за дождем и туманом. Неподходящая погода, чтобы отвязывать лодку! Но мсье Гастон всегда был странным. Вспомнить хотя бы его свадьбу! Он, что же, ребенка с собой берет? Это неблагоразумно. А мальчик что? Передний зубик выпал. Лет шесть-семь, хорошенький, с темной прядью.

— Залезай. Чего ждешь?

— Придержи лодку, я боюсь. О! ты врежешься в дамбу, осторожно!

Лодка летела по волнам, они были одни в тумане, Гастон опустил весла.

— Подойди ко мне.

— Но мама мне всегда говорит, что в лодке ни в коем случае нельзя вставать.

— Иди сюда быстро.

— О! Что я сделал? Почему ты ударил меня по щеке?

— И еще раз ударю.

Перепуганное личико залито слезами; опять занесена рука.

— Я тебя сейчас в воду кину. Да, точно. Оставь скамейку, отцепись от моей куртки, быстро.

— На помощь! Нет, папа, нет!

— Ты думаешь, я — твой папа?

— Ну да, ты — мой папа, и папа не может бросить своего маленького мальчика в воду.

Тут же успокоившись, он улыбнулся беззубой улыбкой. Передний зубик выпал, шесть лет любви.

— Давай-ка, садись на дно лодки. С этими волнами…

— Папа, смотри, я весь промок. Я простужусь.

Не надо слишком много требовать. Он молча греб до самой пристани Будивилль. Если по пути волна… это уже будет не моя вина. Лодка заскребла дном гальку.

— Вылезай, иди домой.

— К маме?

— К маме. И поскорее, а не то…

Мальчик с берега махал ему рукой: как мой папочка прекрасно гребет! Он был слишком занят, он не мог оставить весла, чтобы помахать на прощанье в ответ. Лодку нашли следующим утром, выбросило у соседнего берега. «Сильвия». К счастью, тело Гастона тоже нашли, в противном случае эти канцелярские крысы, чего доброго, сказали бы, что он уехал за границу, проклятье! Он был полуголый, опознали его легко — по заячьей губе, ветры стихли, волны улеглись, теперь между Гонтранами и наследством остался только Оноре, Сильвия умрет от сердечного приступа. Бродячая артистка сидела в кресле тети Урсулы, красивое напудренное лицо выделялось на фоне темного дерева, а эта бедняжка — как там ее звали, она еще собиралась замуж за Гастона? ах, да, Валери — навещала ее. Вы только посмотрите, до чего она уродлива! Лицо в глубоких морщинах, кожа оливковая, черные глаза налиты кровью. Говорите, что хотите, но я считаю, что в Валери есть изюминка, а в танцовщице, укротительнице львов, кассирше — нет. Валери в отчаянии смотрела на Оноре: дом, виноградники, пресс, что ему до всего этого! Почти сама того не желая, она помогла устранить одного из двух наследников, о чем однажды напомнит Гонтрану, уже не раз попрекнувшему ее куском хлеба. Оноре! Красивый мальчик с темной прядью стоит в лодке! До чего же ей хотелось подарить такого Гастону.