Время ангелов - страница 19

— Жозеф, ну неужели ты ничего не слышал?

— Я учил Священную историю.

— Он вернулся раньше обычного, понимаете, мальчик ничего не слышал, а я как раз пошла за сахаром для желе из шиповника.

По лестнице стекала черная вода, Жозефу потом часто будет сниться лицо убитого отца, глядящее из черной лужи. Какие прекрасные похороны! на воротах кладбища закрепили флаги с траурными лентами, когда-то давно отец играл роль Давеля[25] в драме из пяти актов: обессиленный, но не сломленный герой приходит в себя после пыток в ледяной камере, в апреле вдруг вернулись заморозки, «бедные наши виноградари», — сокрушается тот, кто утром пойдет на казнь. Мать получила небольшую пенсию, но пришлось расплатиться за сгоревшие венки. По вечерам она теперь выпивала капельку вишневой водки, а раньше бывало отец поднимал стакан:

— Смотри, малыш, кристальная чистота. Что ты найдешь чище? Разве только источники Толёр да озеро ангелов.

— Неужели, Жозеф, ты действительно ничего не слышал?

— Я подумал, это дождь.

— Дождь. Да звезд же полное небо.

— Ну, я подумал, это стадо Пьера.

— Пьера? Осенью? Он спит в углу у камина.

И словно сквозь пелену видит сына в языках пламени и серые, как туман, колючки чертополоха на сухих стеблях.

— Смотри, малыш, кристальная чистота! Чище их бриллиантов, смотри, мой мальчик. Потому что ты — мой мальчик.

О том, что отец пьяный, можно было догадаться только по его замедленной, неуверенной речи. Он шел по узкой доске, с обеих сторон — пропасть. По вечерам сидя у огня с рюмкой, такой холодной, такой горячей, такой чистой, мать вспоминала молодость, веранды в общественных парках, где мужчины пили пиво, северных птиц, летящих по темному небу, моравских девочек-сирот в фиолетовых чулках, встречавших реверансом герцога Данцигского, с тех времен у нее не осталось ничего, кроме театра теней: Папагено, Папагена, Царица ночи. Бесполезно высматривать исчезнувшую мать, стоя ночь напролет во дворе приюта, где они, исчезнувшие матери? Где исчезнувшие дети? А если Жаклин упала в озеро?! Искали, искали, раздвигали водоросли, надеясь обнаружить маленькую ногу, бледное лицо. Она ушла утром, с папой за руку.

— Не ходите через мостик, — крикнула мать из окна. — И в обед принеси мне белого хлеба.

— Где Жаклин? Кайу, ты один? Где Жаклин?

Собака никогда не возвращалась без девочки. Наверное, дочка спряталась в своем шалаше. Она, стараясь не бежать, спустилась в сад. Сейчас я увижу ножки в синем комбинезоне. Конечно!

— Нет, — говорил отец, — мы не пошли по мостику через канал, поверь, я сел в автобус, помахал малышке на прощанье.

Мать вошла в воду, течение сбивало с ног: Жаклин! Жаклин!

— Послушай, будем благоразумны, не устраивай спектакль. Говорю тебе, я не пошел через мост, и она тоже, я проследил, она шла по дорожке.

— Кайу, ты ее видел, ты знаешь, где она?!

— Пусти собаку, ты ее задушишь.

Она тянула собаку, уши прижаты, хвост стучит по земле, за ошейник к шалашу, она без конца проделывала путь от дома до автобусной остановки и обратно…

— Ох уж эти поляки! — сказал сосед, высунувшись из окна. — Поляки, которые работают на овощных полях. Ну да, около восьми утра, мы тут видели поляка на велосипеде.

Прочесали канал, без результата. Ребенок бы не уплыл дальше решетки, где собираются опавшие листья, консервные банки, мертвые птицы. Мать кружила у дома: я не хочу, чтобы ее окоченевшее от холода тельце нашли под деревом, нет, этого не будет. Хотя бы этого!.. Она брала с собой собаку, давала ей нюхать свитер, заштопанный на локте светлой ниткой, описывала первый круг, проходивший через автобусную остановку и вдоль садовой изгороди, второй круг давался тяжелее, она упиралась в стену дома, скребла ее ногтями: Жаклин! Жаклин! Кайу, посмотри мне в глаза, ты видел его, ты видел похитителя, говорят же, что изображение остается на сетчатке. Виктор вышел из своего магазинчика, пожал плечами: ох уж эти женщины, трагедийные актрисы! Все одинаковые, что матери семейства, что любовницы! Любовницы! Не смешите меня. А эти скучные дамы, которые приходят закладывать фамильные драгоценности. О! пошли мне, боже, мясников, бакалейщиков и избави от смиренных клиенток в линялых черных платьях с зеленым отливом, пахнущих рыбой… она живет в хибаре у озера под огромной липой, муж недавно сгорел и полдома вместе с ним… и ведь ни одна клиентка не предложит ни вчерашнюю отбивную из ягненка, ни пакетик чая. Хоть бы Оноре собрал и привез ему, Виктору, настоящего чая, так нет же, весь чай достанется китайцам, листья высушат и отправят в Европу, которой угрожает революция, зародившаяся на берегу Мертвого моря, где так трудно утопить труп, чтобы это сделать, нужно давить на голову, кольцо священника соскользнуло с гнилого пальца и плавает на воде, блестя изумрудом, пока корабли медленно разрезают песчаные волны.