Время «Ч» - страница 34

Он падал в бездну и кричал — жутко, страшно. Горное эхо многократно усиливало этот тоскливый, одинокий вопль. И люди, стоявшие по обе стороны каньона, оцепенели.

Крик неожиданно оборвался, и снова в горах стало тихо.

Электричка набирала скорость. Все быстрее и быстрее стучали ее колеса: тук-так, тук-так, тук-так… И сердце Пашки Кондрашова, подхватывая этот ритм, колотилось радостно и взволнованно. Он стоял в тамбуре, наслаждаясь, впитывал в себя знакомые запахи березовой рощи, травы и какого-то горьковатого промышленного дымка.

Почти все пассажиры вышли в Глебовске. Следующая остановка называлась просто и оригинально — «42 километр». От нее через поле ведет тропинка к окраине города, на которой замысловато перемешались новые блочные жилища с уютными деревянными теремками.

Павел снял фуражку, китель, отстегнул военный галстук и с удовольствием представил, как сейчас не спеша пойдет по своей любимой дорожке, задирая голову, будет смотреть в безмятежное звездное небо… А потом из темноты выплывет знакомая, побуревшая от дождей и ветров калитка, а потом крылечко, а потом…

Заскрипел металл — электричка начала сбавлять ход. И вот она лязгнула, фыркнула, с шипением открыла свои облупленные двери. Павел подхватил чемодан, сделал, как из строя, решительный шаг вперед и очутился на пустынном перроне. Несколько мгновений в воздухе висела тишина, а затем электричка вскрикнула, вздохнула и снова загромыхала по стальному тракту. Кондрашов дождался, когда она скроется за поворотом, и, размахивая руками, разболтанной походкой направился к своей тропинке.

— Товарищ старший лейтенант, что за балаган? — неожиданно раздался резкий, властный окрик.

Павел оглянулся: рядом стоял высокий сухощавый майор с красными общевойсковыми петлицами.

— Да, вот… — неуверенно начал Кондрашов и глупо улыбнулся.

— Немедленно приведите себя в порядок, — строго сказал майор и сердито добавил: — Ишь, обрадовался, вырвался на волю!

Павел поставил на асфальт чемодан. Медленно, нехотя надел свою зеленую фуражку, китель… В свете фонаря тускло блеснул орден.

Майор слегка приподнял левую бровь, смущенно кашлянул.

— В отпуск? — глухо спросил он.

— Так точно. Бабушка моя в Глебовске живет.

Майор как-то неестественно дернул рукой, будто хотел прикрыть ладонью свои наградные планки, на которых были представлены медали — «юбилейные» и «за выслугу лет».

— Ты извини, что я так… — тихо сказал он.

— Все правильно, товарищ майор. Сам виноват — расслабился. Разрешите идти?

Майор торопливо козырнул и быстро пошел к железнодорожному переезду.

«Откуда он взялся?» — удивился Кондрашов и тут же вспомнил, что за дорогой, в километре отсюда, расположена воинская часть. Как же он забыл про нее?

Утром Павла разбудил нахальный воробей. Он сидел на подоконнике. «Вот гад!» — зло подумал Кондрашов. Он подошел к окну, турнул горластого гостя и снова завалился на мягкую перину.

За годы службы на границе Кондрашов привык отключаться в любое время суток — была бы возможность! — и спать крепко, воистину по-солдатски. Но сейчас, в спокойной обстановке, сон почему-то не шел. Павел открыл глаза, еще раз окинул взглядом родимую комнатушку, в которой провел столько лет. Все в ней осталось по-старому: ободранный письменный стол, самодельный шкаф, книжная полка. На стене фотография — отец и мать, молодые, в день свадьбы… Отец в кителе со стоячим воротничком. Мать — в пестрой кофточке, перешитой из японского кимоно… Они улыбаются и еще не знают: через год у них родится мальчик, а еще через год их самолет, перелетев пролив, в тумане врежется в сопку. А Павел был тогда в Глебовске, бабушка уговорила родителей оставить внука на все лето. Где-то там, на Сахалине, их могила… Бабуля говорит, что нужно когда-нибудь съездить туда, но Павел не очень понимает — зачем?

Кондрашов вообще не любил могилы. В свои двадцать четыре года ему уже приходилось терять товарищей. Хоронили рядом с заставой, рвали мерзлую землю взрывчаткой… На похоронах были родители погибших солдат. А потом еще несколько недель от них на заставу приходили письма к сыновьям — почта работает медленно. И каждое такое письмо болью отдавалось в сердце. В одном из конвертов лежал рубль — мать писала: «купи конфеток…» Павел долго не знал, что с ним делать, может, переслать обратно? И наконец принял решение: когда приехала автолавка, купил килограмм дешевой карамели, а вечером, после ужина, сказал солдатам, откуда эти конфеты, и раздал — каждому по одной штуке.