Время и случай - страница 9

Против нейтрализации Германии, разумеется, возражали и три державы, которых поддерживало правительство ФРГ. В те дни был пущен в оборот тезис, что болтающаяся между западным и восточным мирами Германия с ее людским и военным потенциалом слишком опасна для всех, в том числе ц для себя самой. Неизвестно, куда она кинется, что решит в той или иной конкретной обстановке. Поставленная же на прочные якоря в НАТО, она будет под надежным контролем, и мир будет чувствовать себя спокойнее.

При этом, правда, оставалось неясным, почему в одном случае три державы и правительство ФРГ уверяют мир, что в ФРГ прочно утвердилась демократия, воля к миру и по этой причине ее политика может пользоваться полным доверием, а в другом обнаруживали явное недоверие к той же самой ФРГ и ее народу, доказывая необходимость строгого натовского контроля над ними. В каком-то из двух случаев наши партнеры лукавили.

Однако было ясно, что из НАТО они ФРГ постараются не отпустить и сделают все для того, чтобы сохранить свое военное присутствие в Германии в том объеме, в котором это им удастся. Наши же войска из ГДР они постараются отправить домой, причем будут пользоваться при этом поддержкой ФРГ. Немцам, разумеется, не нравились любые иностранные войска в их стране, но убрать все эти войска сразу не получалось. Ничто не мешало им, однако, попробовать начать с советских войск, благо их пребывание в Восточной Германии после воссоединения и «бархатных революций» в Польше и Чехословакии с военной точки зрения становилось бессмысленно, а в финансовом отношении для Советского Союза — все более накладно. Очередь западных войск должна была прийти потом. В этом ни у меня, ни у моих немецких собеседников в те дни сомнения не было. Да и сейчас нет.

Если идея нейтрализации становилась все более непроходимой, то это не означало, что не прорабатывались другие идеи, нацеленные на придание будущей объединенной Германии все же какого-то особого военно-политического статуса. Одной из таких идей было двойное членство Германии в НАТО и в Варшавском договоре в течение определенного переходного периода. Она, эта идея, не нравилась моим коллегам — дипломатам трех держав, которые, наверное, не без основания усматривали в ней замаскированную попытку последующего перехода немцев к внеблоковому статусу. Однако в апреле — мае мысль о двойном членстве Германии в обоих блоках была отнюдь не чужда высшему эшелону политической власти в ФРГ и поэтому была введена в первоначальный вариант нашего проекта заключительного документа об объединении Германии.

Имен я называть не стану, да и не важно это. Характерно, что еще летом 1991 года с западными немцами обсуждалась возможность формулировки, по которой территория ГДР по-прежнему оставалась бы в сфере действия Варшавского договора. От этой формулировки в конце концов я решил отказаться сам: она не давала достаточных гарантий наших интересов применительно к восточным землям Германии. Опереть весь этот важный вопрос на Варшавский договор было бы неразумно, так как было ясно, что Германия с помощью венгров, поляков и чехов без особых политических усилий и финансовых затрат сумела бы в сжатые сроки прекратить действие Варшавского пакта.

В этом случае мы оставались бы, как говорится, с носом. Решение надо было искать где-то на базе первоначально сформулированной Г.-Д. Геншером идеи о том, что сфера НАТО в случае воссоединения не распространится на ГДР, а ядерное оружие Запада не продвинется к линии Одер — Нейсе. В конце концов примерно так это было и сделано, но речь об этом пойдет позже.

Хотя переговоры «2+4» были, что называется, горящим вопросом, по прибытии в Москву мне пришлось заниматься делом совершенно иного порядка, хоть и не менее «горящим». Советский Союз был на грани банкротства. Золотовалютные запасы катастрофически таяли. Последние месяцы своего пребывания в Бонне я выслушивал то и дело горькие жалобы ведущих банков и концернов, что мы не платим в срок или вообще не платим по заключенным сделкам и ранее принятым обязательствам. Доверие к нам, как к заемщикам, стало резко падать. Ряд англосаксонских банков обратился с предложением, чтобы впредь кредиты нам предоставлялись под залог нашего золота. Мои хорошие знакомые и друзья из ведущих банков ФРГ не советовали, однако, идти на это: тот, кто начал брать займы под залог, больше без залога уже ничего не получит, и наша репутация как безупречного ранее заемщика окажется, как говорят немцы, в помойном ведре. Однако положение становилось критическим. Внешторгбанку СССР было, что называется, деваться некуда. Он начал обслуживать свои долговые обязательства за счет депозитов. Президент Внешэкономбанка Ю. С. Московский настоятельно предупреждал, что это прямая дорога к краху и объявлению неплатежеспособности. Правда, высшее начальство сохраняло спокойствие: что значит долг в какие-то там 35–40 млрд долларов для страны, которая производит ежегодную продукцию на многие триллионы рублей? Надо просто суметь «перехватить» сколько-то миллиардов на ближайшие годы, преодолеть сложное положение, возникшее из-за неблагоприятной структуры задолженности, а дальше дела наладятся. Одним словом — без паники! При этом, правда, оставалось совершенно неясным, откуда берется Такая уверенность в условиях неудержимого падения в стране и производства, и экспорта.