Время учеников. Выпуск 2 - страница 10

— Непременно продолжим. — Краюхин потер руки, изображая продолжение. — Традиция!

— Чем богаты, как говорится. — Руководитель собственноручно резал хлеб, пахучий, ржаной. Сало, огурцы, лук уже лежали на блюде. — Мы по-русски, попростому. Я слышал, вам, космогаторам, нельзя, но вы уж уважьте старика. — Из запотевшего графина он разлил водку по маленьким пузатым стопочкам. — Во здравие…

Выпили все, лишь Дауге запнулся, и Юрковский подтолкнул Иоганыча, давай, мол.

Быков захрустел огурцом, руководитель одобрительно поглядел на него:

— Люблю таких, парень. В работе тоже, чай, не последний?

— Алексей Петрович проявил себя с наилучшей стороны, — аттестовал Быкова Краюхин.

— Помню, как же. Значит, так. Начнем вот с тебя. Юрковский, да?

— Так точно. — Володька, не спросясь, налил себе вторую стопку. Лицо бледное, но улыбчивое. Переморгаем, Володька. Не то видели.

— Ну, Юрковский, о чем мечтаешь, чего не хватает для счастья?

— Я бы просил вас и в вашем лице правительство распорядиться о выделении средств для комплексного освоения Венеры, в частности — создать многопрофильный институт Венеры.

— Губа не дура. Ты кто, геолог?

— Так точно. — Но третью стопку не взял.

— Получишь институт геологии Венеры. Только учти, работать — кровь из носу! Нам много чего из Венеры получить нужно, много!

— Так точно. — А Володька дерзит, дерзит, шельмец. Нашел время.

— Ну а тебе? — Руководитель повернулся к Дауге.

— Семнадцать… Семнадцать городов… — почти прошептал Иоганыч.

— Что? Семнадцать городов? Эка ты хватил, братец. — Но тут Краюхин сказал ему что-то на ухо. — Больной, да? Ну ладно, поправляйся, поправляйся. Я не тороплю.

Быков заметил, как переглянулись Крутиков и Юрковский, переглянулись с облегчением.

— Ты выпей, выпей, Гриша, — поспешил со стопкой Юрковский.

— Во, молодец! Первое лекарство! А тебе чего?

— Спасибо, у меня, кажется, все есть… Не надо… — Миша покраснел, не то от выпитого, не то — просто.

— Все, говоришь? Дача, к примеру, на море есть?

— Нет, но…

— А дети, жена?

— Есть. — Быков заметил, как краснота сменилась бледностью — быстро, мгновенно.

— На Черном море дачу хочешь или на каком другом?

— На Черном, пожалуйста. — Миша теребил платок, не решаясь вытереть пот.

— Да ты не бойся, не бойся. Вдругорядь только не говори — все есть: позавидуют и отберут. В Крыму будет дача. Отдыхай!

Руководитель посмотрел на Быкова, усмехнулся:

— Ты, наверное, и не понимаешь, с чего начать? Молодой, многое нужно, знаю. Сам таким был.

Быков вытянулся, руки по швам.

— Разрешите обратиться!

— Давай, давай, на что созрел? Не продешеви… — Руководитель смотрел на него с интересом, но с интересом взрослого к ребенку, которому выбирать — пряник или петушка на палочке.

— Я хочу попросить повторно рассмотреть дело Олейникова Василия Михайловича, осужденного по указу от девятого сентября одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого года… — Показалось ему или услышал, как ахнул Миша? Услышал — внутренним слухом.

— Рассмотреть дело? — Руководитель не удивился, только поскучнел. — Он тебе что?

— Я… понимаете… — Быкова сбило это «что». — Считаю своим долгом коммуниста.

Опять встрял Краюхин — на ухо, но внятно:

— Невеста — спецпереселенка. А тот — отец ее.

— А, невесты. — Руководитель ухватил крохотный кусочек сальца. — Бабье, бабье… — И пошел прочь, жуя на ходу. На пороге обернулся, бросил: — Добро, можешь жениться, парень. Не мешкай.

Пока они не сели в самолет, теперь краюхинский, никто не сказал ни слова, даже не смотрели друг на друга, и лишь в салоне, казавшемся после виденного донельзя простым, Юрковский перевел дух:

— Да, ребята, вы нынче того… Мало вам Голконды, черти, нашли где…

— Владимир Сергеевич, займитесь Дауге, — перебил его Краюхин. — А я распоряжусь. — Он скрылся в отсеке пилотов.

Иоганыч, бледный, молчаливый, сидел недвижно в кресле и, казалось, ничего не слышал, не замечал.

— Сейчас, Гришенька, сейчас. — Юрковский вытащил из кармана шприц-тюбик, содрал защитную пленку. — Сейчас… — Запахло эфиром, он вогнал иглу под кожу. — Потерпи, полегчает.

Самолет разбежался, но никто не замечал взлета.

— Ты поспи, поспи, — уговаривал Дауге Миша.