Всадник, скачущий впереди - страница 32

О с т р о в с к и й. Мне про любовь читать заказано.

Р а я. Почему?

О с т р о в с к и й. Да так… (Помолчав.) Раньше Овода из себя изображал. Зарок дал до мировой революции на девчат не заглядываться! А теперь…

Р а я. Что?

О с т р о в с к и й. Ничего… Так я… Мне письма не было?

Р а я. Ой, забыла совсем! (Протягивает конверт.)

О с т р о в с к и й (читает). «Сообщаем о зачислении Вас на заочное отделение Коммунистического университета имени Свердлова». Ура! Живем, Раюха!

Притопнул ногой, пытаясь отбить чечетку. Покачнулся. Рая протянула руки, удерживая его.

Плясать надумал… Дурак колченогий!

Р а я. Не надо.

О с т р о в с к и й. Ладошка у тебя как наждачок… Шершавая-шершавая…

Р а я. Чернорабочая.

О с т р о в с к и й. Да разве я поэтому? Чудачка!

Молчат. Где-то поставили патефонную пластинку. Томный тенор завел:

О с т р о в с к и й (прислушиваясь). Пока воевали — героями были. А теперь… Зажирели? Не с чего вроде. Успокоились? На чем? Не понимаю.

Р а я. Одни всю жизнь бьются, другие по кустам отсиживаются.

О с т р о в с к и й. Храбрые и трусы, думаешь? Нет. Тут другое. Я вот еле ковыляю, а мне кажется, что везде я! На Шатуре, на Балахне, на Магнитке. И не надо мне никаких пайков, портфелей, положения. Не потому, что я себя ни в грош не ставлю. Нет! Мне все своими руками потрогать хочется! (После паузы.) Иногда думаю: вдруг поправлюсь! Знаешь, что бы сделал?

Р а я. Что?

О с т р о в с к и й. Всю страну бы объездил. Не в поезде… Бежал бы за вагоном и за ступеньку держался! Чтобы ноги чувствовали, чтоб гудели от усталости! И на завод, к топке, угольку понюхать, лопатой пошуровать, Ох, до чего бы я жадно жил! (Замолкает.)

А за окном с разных сторон доносится разноголосица патефонных пластинок:

О с т р о в с к и й (горько). Живут же люди!

Р а я. Там пшенка у вас, в комнате. Под подушкой.

О с т р о в с к и й. Спасибо. (Выходит.)

К у р е н к о в (появляясь в окне). Не надумали, Раечка?

Р а я. Уходите отсюда!

К у р е н к о в. Зачем же! Вы знаете мою к вам симпатию! (Лезет в окно.)

Р а я (кричит). Николай Алексеевич! Коля!

О с т р о в с к и й (на пороге). Что, Рая?

Куренков скрылся. Слышен только его голос:

(Он все понял.) Слушай, Рая. Славная ты пацанка, а жизнь у тебя… Надо к настоящим людям прибиваться.

Р а я. Куда мне!

О с т р о в с к и й. Вот что. Друзей я не предаю. Только бы они меня не предали. Как здоровье. Давай вместе влезать в драку. Ничего другого не предлагаю. Не имею права. Меня может подкосить в любую минуту. Так что ты свободна.

К у р е н к о в (в окне). Жених! Ноги не держат!

О с т р о в с к и й. Ах ты… (Припадая на правую ногу, выбежал из комнаты.)

Р а я (кричит). Коля! (Бежит за ним.)

А патефоны точно взбесились. Они оглушают, воют, хохочут саксофонами, мяукают трубами. О с т р о в с к и й  уже на вечернем бульваре приморского города, под цепочкой фонарей. Он размахивает палкой, словно пытаясь разбить невидимых своих врагов.

О с т р о в с к и й (задыхаясь). Гады!.. Замолчите!.. Замолчите!.. (И вдруг падает.)

Рая подбегает к нему, подхватывает под мышки, с неожиданной силой поднимает.

Р а я. Что, Коля? Что?!

О с т р о в с к и й. Ноги…

Р а я. Нет! Нет! Нет! (Обхватила руками плечи Островского, целует его в глаза, лоб, щеки.) Отсидел ты!.. Я знаю… У меня тоже так бывает… Иди, Коля! Иди, миленький!

Беспомощно улыбаясь, Островский шагнул вперед и тяжело рухнул на землю. А где-то в окне, прямо над ним, оглушительно гремит: «Эх, раз! Еще раз! Еще много-много раз!..»

З а н а в е с.

Когда зажигается свет, мы видим белую скамью под кипарисом, балюстраду набережной. Опираясь на костыли, к скамье подходит  О с т р о в с к и й. Видно, что каждый шаг доставляет ему невыносимую боль. Отшвырнув костыли, опускается на скамью. Сидит, обхватив голову руками. Потом вынимает браунинг. Изучающе смотрит на пистолетное дуло. Появляется  А к и м. Он в гимнастерке, сапогах, заметно постарел. Видно, что санаторный быт ему непривычен.