Всадники - страница 21
Севка поймал сапоги и стоит. Его окружили.
— Попался, ворюга? Что, не удалось?..
— Чего разговаривать? Бей шельму!
— Не бей! — закричала женщина. — Или у вас гляделки повылазили? Он же только подобрал, а того, который крал, и след простыл.
— Разве так? А я думал — этот, — осекся долговязый детина в заячьем треухе. — Счастье твое, паря, — показал он Севке кулак величиной с добрую тыкву.
Сапоги забрали, унесли. На Севку даже не оглянулись. Он постоял с минуту и побрел прочь. Все равно куда, лишь бы здесь не быть.
Идет незнакомой улицей, слышит — кто-то догоняет.
— Эй, ты, желторотый!
Севка оглянулся: тот самый в ризе, коренастый. А за ним еще двое — в мундире и в женской юбке.
Один забежал наперед, другой чуть приотстал, а коренастый подошел вплотную.
— Проворонил сапоги — скидывай полушубок! — уперся он в Севку острыми, широко посаженными глазами и сгреб за рукав.
Понял Севка, что дал себя окружить и отступать ему некуда. В капкане!
Чуть пригнулся, выпрямился и молниеносно боднул коренастого головой в подбородок. А сам — верть, и пулей назад к барахолке! Обогнул сдрейфившего мальчишку в бабьей юбке, несется, не чуя ног, к воротам под защиту толпы.
А из ворот — та девчонка, Жара.
— Ты куда это, шит колпак? — улыбается, как знакомому.
Будто на стену налетел, остановился Севка. Хлопнул себя ладонью по лбу, постоял секунду, припоминая.
— Слово — серебро! — выпалил. И — мимо. Лишь на другой стороне улицы оглянулся. За ним никакой погони, а девчонка все еще там. Стоит, как очумелая, смотрит вслед.
«Вон ты какая, Зина Лебяжина, — подумал Севка. — Барышня… Жар-птица! Походишь теперь за мной…»
Озадаченная девчонка, и верно, двинулась к нему. Но Севка сделал вид, что не заметил. Идет себе по направлению к вокзалу и чувствует, что она — за ним. Чуть прибавил шагу — но и та не отстает на своих каблучках.
Оглянулся Севка, подождал.
— Говорила — чучело, а сама за мной, как на веревке, — усмехнулся он.
— Какой злопамятный… Слушай, откуда ты знаешь те слова?
— Какие?
— Про серебро…
— Просто так сказал.
— Нет, не просто! Один только человек знает, когда их говорить.
— Клава? — спросил Севка.
— Клава!
— Так она же их Зине говорила, а ты ведь Жара.
— Вот беспонятливый! Не знаешь, что есть клички?
И не подозревал Севка, каким неожиданным выстрелом прогремел над Зиной этот Клавин пароль. Всего лишь половина пословицы, а в ней целый мир. Тут и отцовский дом, и рояль в четыре руки, и родной человек — сестра.
Быстро наигралась Зина в атаманшу над странствующими мальчишками, а когда опомнилась, поняла, что катится неведомо куда, как пущенное под гору колесо. Дом пустой, сестра неизвестно где, приходится жить как живется.
— Тебя как зовут? — спросила Зина.
— Севастьяном, а попросту Севкой. Кличку не догадался придумать.
— Расскажи мне про Клаву. Какая она теперь? — попросила Зина, словно и не заметив подковырки.
И Севка сменил гнев на милость. Из его рассказа явствовало, что бойцу в госпитале — чистый рай, если попадет в Клавину палату.
— Одно только тяжело — расставаться, — вспомнил он морозный март. — Платок с себя да мне на шею… Другой, говорит, есть. Неправда, поди.
— Неправда! — подтвердила Зина. — А трудно ей там Сева?
«Трудно ли?» задумался Севка и долго молчал.
— Да нет. Не трудно! Чего не вытерпишь, если бойца в госпиталь плашмя несут, а в часть он идет на своих ногах? Например, дядя Мирон или дядя Микола. Встанут и опять будут биться за счастье, как велит товарищ Ленин.
Слушает Зина и удивляется. Она все надеялась, что придет кто-то большой и сильный — остановит несущееся под гору колесо. А пришел мальчишка. В лаптях, в полушубке с чужого плеча и шлеме с красной звездой. Малограмотный, а знает что-то очень важное, о чем она и не слыхала в своей гимназии. Может, он и есть тот рыцарь без страха и упрека, который виделся ей в мечтах?
— Ты теперь куда? — спросила Зина.
— На вокзал. Мне свой эскадрон догонять. Айда вместе!
— А примут?
«Верно! — спохватился Севка. — Девчонка… Но не бросать же ее».
— Примут, должно, — неуверенно сказал он. — Меня же принял командир, дядя Степан. И учился-то я всего три зимы, а ты ведь грамотная, Зина… Сам товарищ Ленин сказал, что после войны все ребятишки беспременно будут учиться, потому что грамотные нужны позарез.