Всадники - страница 43
«Может, на счастье, в завозчицкой! Праздник ведь, — шевельнулась в Севке надежда и погасла. — А если внизу?..»
Он — к люку. Но попалась на глаза низенькая дверца каморки с висячим замком. «Полушубок!»
Зажмурившись и роняя слезы, Севка отпер замок, пожитки в охапку и — ногами в люк. Споткнулся, кубарем покатился по лестнице…
Под ним оказалось что-то мягкое, словно живое. Человек! Севка открыл глаза. И хоть тут, внизу, было не так дымно, зато темно. Он не столько разглядел, сколько догадался на ощупь: Порфирий!
— Горим! — крикнул Севка. — Одурел ты…
Порфирий продолжал храпеть.
«Чуяло сердце! Сгорит же…» — холодея от ужаса, подумал Севка. Рванул ворот, сунул за пазуху бумажник, надел полушубок в рукава.
Как тащил Порфирия к воротам, как откинул крюк, Севка уже не помнил. Ему запомнился лишь первый глоток чистого воздуха да морщинистое лицо склонившейся над ним женщины с закоптелой иконой в руках.
Что-то холодное хлестнуло Севку по лицу. «Вода! Откуда она взялась?»
Пересилив себя, он открыл слезящиеся глаза. Шел дождь. Орали, суетясь, мужики, в отдалении скорбно крестились бабы, ревел набат.
«Пожар!» — вспомнил Севка и сел. Рядом на траве лежал Порфирий.
Глава XV
ОДНИМ УДАРОМ
Егор Лукич проспался еще затемно. Перед рассветом неясная тревога заставила его встать, выйти во двор.
Сходя по ступенькам, увидел Турбая.
— Что, старый, и тебе не спится?
Пес потерся о колени хозяина, лизнул руку.
— Так то, — вздохнул Егор Лукич. — Суетимся, ночей не спим, а толку? Молния вот меня… Не пошли бог дождя, был бы я сейчас беднее тебя, Турбай. А люди — они чужой беде рады.
Засветив под поветью фонарь, Егор Лукич пошел к лошадям. Кушевка стояла в углу скучная, опустив голову. Даже не оглянулась на свет.
Предчувствуя недоброе, Егор Лукич посветил в ногах, увидел на соломе жеребенка. Нагнулся, пощупал. Так и есть — холодный!
Ссутулившись, вышел со двора, побрел к мельнице. С каждым шагом копилось в нем раздражение, искало выхода, торопило.
— Дрыхнешь, погубитель! — дал волю злости Егор Лукич, вбегая в завозчицкую. — По миру пустил, щенок…
Вскочил Севка, отпрянул в дальний угол нар. А Порфирий шагнул навстречу хозяину, маленький, колючий, загрохотал басом:
— Егор, остановись!
— Замри, гнида! Перешибу! — замахнулся Егор Лукич. — Кому было сказано — кобылу не гнать?
— Так ведь на пожар, — промямлил Севка, глядя себе в ноги.
— Врешь, шельма! Люди видели, как свое добро спасал. Через то и ожеребила мертвого.
— Добро-о! — взвился Порфирий. — Так он за добром в огонь шел?
— А за чем же? — опешил Егор Лукич.
— Не догадываешься? Заслонило тебе? Возьми в толк, что не для всех Порфишка — сморчок и пустоцвет. Для Савостьяна он — живая душа. Человек — вот кто!
— А хоть бы и так. Мне от того какая корысть? — сощурился хозяин.
Не скрывая презрения, Порфирий покачал головой, глянул на Егора Лукича, как на безнадежного.
— Ну что тут поделаешь, если жадность тебе глаза застит? Мельницу, считай, как в карты выиграл. От нее могли одни головешки остаться, а она стоит целехонька. Чуть подлатаем — и зашумит. Не обеднеешь ты через жеребенка.
— Выходит, мне Савостьяну еще и спасибо говорить? — удивился Егор Лукич.
— Зачем спасибо? Отработает. Он работы не чурается.
— Сколько ж ему работать? Соображаешь? Жеребенок — уж бог с ним. Да кобыла после этого случая, должно, не сможет стать маткой.
— Сколько надо, столько и отработаю! — сказал Севка. — Думаете, мне Кушевку не жалко?
Вот тебе и петров день! Одним ударом молнии перечеркнуло назначенный срок, разметало Севкины мечты. Москва и раньше была не близко, а тут стала так далеко, что неизвестно, как и добраться.
Пожар не причинил мельнице большого вреда. Стоило поправить обгоревшую крышу, застеклить окна, навесить на втором этаже новую дверь — и можно было молоть. Но Егор Лукич затеял ремонт с размахом. Он расщедрился, нанял людей. И уже через пару дней в Гусаки въехал длинный обоз с лесом. Хмурые возчики помахивали кнутами, покрикивали на лошаденок.
— Продешевили, хозяин! — пожаловался Ефим Чалых, натягивая вожжи. — Дерева ты выбрал чисто железные: топор не берет, пила садится. Гляди, как кони гнутся от тяжести. Разве ж это лес? Нет, Лукич, ты уж не поскупись, накинь маленечко. Нам не веришь, спроси брата Макара. Он ведь приглядывал за валкой, небось знает, сколько мы сил поклали.