Всадники в грозу. Моя жизнь с Джимом Моррисоном и The Doors - страница 24
— Мало кто играет слайдером на электрике, да?
— Майк Блумфилд играет иногда с Butterfield. — Он мимолетно усмехнулся, глядя на окна, когда мы подъезжали к дому. — Кстати, а как вы нашли это место для репетиций?
— Его арендует однокурсник Рея и Джима, с кино-факультета. Он сказал, что будет нормально, если мы будем репетировать там днем. Прикольно, да — маленький домик, в укромном месте, за всеми этими складами в Санта Монике?
— Да, клево. Но Джим… певец. А он не подарок. Ты видел, как он наорал на своего приятеля, помнишь, который вошел, уселся за кухонный стол с кульком травы и стал крутить джойнты — Феликс? Так его зовут? Вау, странная тусовка.
— Да уж! Причем, мы можем запросто попалиться из-за всей этой движухи, что мы тут устраиваем. Я тусовался как-то с Джимом, месяц назад. Мы зашли в «Venice West Cafe», и он там зацепился с каким-то чуваком, тот был уже бухой, конкретно. Джим зазвал его к Рею послушать пластинки, и когда мы зашли, Джим как начнет щелкать выключателем, то гасить свет, то зажигать, то гасить, то зажигать — чувак реально пересрал. Мы как раз диск Чета Бейкера слушали — тот, где он поет — и тут пацан подрывается, говорит, что ему пора валить и резко делает ноги. Джим сидел с довольной рожей. Сказал, что просто хотел устроить ему экзамен.
— Меня не удивляет, — невозмутимо сказал Робби.
— Экзамен, подумал я. Мы что — в школе? И что за предмет мы здесь изучаем — страх?
— Да, я бы не хотел принимать кислоту одной компании с ним, — пробурчал я. — Вот уж не хотел бы. Думаешь, он слишком сумасшедший?
— Да… и может стать большой звездой при этом. Иногда одно сопутствует другому, верно?
— Ха, не стану спорить.
Я подрулил к дому. Робби помешкал, прежде чем вылезать.
— Скажи, тебе понравилась группа? — в лоб спросил я.
— Да, я хотел бы в этом поучаствовать. Мне еще надо разобраться с другой своей группой, но — да! — Он вылез из машины, захлопнул дверь, затем сунул голову в окно. — Стой, подожди. Я играю в другой группе, но ты — ты-то ведь тоже, причем, сразу в двух?
— Ну и что, — прокричал я в окно, включая зажигание. — Ты подвяжешь со своей одной, а я подвяжу со своими двумя!
Поздно вечером, добравшись домой, я позвонил Рею.
— Хай, это Джон. Ну, так что ты думаешь насчет Робби?
— Мне очень понравился слайдер, — ответил он. — Слушай, а он не сможет так играть в каждой песне? — Рей, похоже, завелся не на шутку.
— Да ладно, а многовато не будет?
— Только он какой-то… ну совсем не агрессивный. Я беспокоюсь, как он будет смотреться на сцене. Он же себя вообще никак не подает. А гитарист должен быть наполовину шоуменом.
— Кто кому что должен? Не всем же быть такими позёрами, как я.
— Ладно, давай еще порепетируем с ним, там будет видно.
Зная его, вопрос с Робби можно было считать решенным. Я возликовал. Похоже, группа у нас все-таки складывается.
Репетировать теперь стало в радость. Уважение, которое каждый из нас питал к мастерству другого, вылилось в естественную демократию. Рей, Робби и я годами играли на своих инструментах, поэтический дар и начитанность Джима были неоспоримы, и от каждого ожидалось, что он вставит свои два цента, когда возникнет новая идея.
Подобрать басиста оказалось куда сложней, чем найти гитариста. Нужен был не просто хороший — требовался подходящий. Однажды мы даже попробовали порепетировать с девушкой (предполагалось, что это внесет некое отличие), сыграли “Unhappy Girl”, “Break On Through” и еще пару каких-то наших вещей. Потом попробовали блюзы — наш кавер “Back Door Man”, сделанный под влиянием Джона Хаммонда и еще совсем сырую версию “Little Red Rooster” Хаулин Вольфа. Все равно мы продолжали звучать слишком традиционно. Как только появлялась бас-гитара, мы тут же превращались в типичный рок-н-ролл бед. Слишком похоже на Rolling Stones. Хоть мы и обожали их и готовы были бесконечно говорить об их свежем альбоме, «Aftermath», мы были обречены делать все что угодно, лишь бы звучать по-другому.
Мне нравилось репетировать вообще без баса: только два инструмента и голос Джима. Звук был таким открытым. Моей первой задачей было держать ритм, не позволяя кому-либо ускоряться или отставать, во всем остальном каждый имел полную свободу выражать свою индивидуальность, и группа сразу же начинала звучать необычно. Из моего джаза, из классической музыкальной школы и последующего увлечения блюзом у Рея, из фолка и фламенко у Робби и Джимовской одержимости старыми блюзерами мы медленно вытачивали саунд Doors.