Всадники Ветра - страница 17

стр.

Стук дверь заставил нервно вздрогнуть, и я недовольно поежилась. Уэн поспешила открыть дверь, но за ней оказался все тот же паж от отца, требовавший меня к герцогу. Служанка заверила его, что я вскоре выйду, а он может подождать меня за дверью, чтобы показать дорогу. Волнение с еще большей силой охватило меня, когда из-за двери я отчетливо услышала звуки спешки, сборов и уловила оттенки торжественности. Замок был полон ожиданий и сплетен. В него прибывали все новые и новые гости короля и других придворных аристократов. Дейст наполнился необъяснимой жизнью, которая пульсировала в каждом камне этого огромного и величавого замка.

– Миледи Эверин? – Уэн нетерпеливо посмотрела на меня.

– Да, да, – сквозь пелену задумчивости я ответила. Неуверенной и шаткой походкой дошла до двери, но как только мои похолодевшие от волнения пальцы коснулись деревянной поверхности ручки, я собрала все свои силы и внутренние резервы.

Паж с минуту стоял, глядя на меня с открытым ртом, полный поражения и восхищения. Я с удовольствием отметила, что простота и эффектность наряда производят должное впечатление. Мальчишка опомнился и торопливо повел меня к покоям герцога Фунтай. Поднимаясь по лестничному пролету, я отметила, что зажжены свечи самого лучшего качества, и по коридорам ходит запах благовоний из южных государств. Каждая вещь в замке к нашему приезду была отполирована до блеска. Ни одной пылинки не удалось отыскать моему пытливому взгляду, даже на старых гобеленах и в темных углах. Паж привел меня к покоям отца и, учтиво постучав, сообщил о моем приходе.

Дверь почти мгновенно распахнулась, и я, неуклюже приподняв юбки, перешагнула через порог. Комната герцога встретила меня приятным запахом чая на ромашке и чем-то неуловимо привычным. Отец завязывал шелковый платок на шее, серьезно посмотрев на меня, тяжело вздохнул.

Слуг в комнате не было. Его давняя привычка – одевался и ухаживал за собой герцог самостоятельно. Может, дело в его простолюдинке-жене? Сказали бы многие, но правда таилась в его сильном характере.

– Секевра Эверин, – как-то невыразительно произнес мужчина. У меня возникло чувство, будто отец постарел за тот час, что мы с ним не виделись.

– Что такое, папа? – опустив все титулы, дав выход некоторой фамильярности, спросила я.

Он подошел ко мне, и, чуть-чуть наклонившись, поцеловал в лоб. Поцелуй этот оказался сродни благословлению от родителя. Меня пробила нервная дрожь, и с лица ушли все краски.

– Что ты, Эв! Почему ты так побледнела? – воскликнул отец. Он хотел обнять меня, но шикарное платье остановило его в таких намерениях.

– Ты так… так… – я замялась. У меня не хватало духа сказать то, что перемешалось в голове. Словно он уже отправлял меня на помолвку, а не на смотрины невесты к королю.

– Эверин! Ты не так меня поняла! – В его голосе послышалась горечь. Тягучим сиропом она стекала по каждому звуку, произнесенному отцом. – Я вовсе не считаю, что король уже решил женить своего сына на себе! – Я облегченно вздохнула и слабо улыбнулась отцу, но его еще больше помрачневшее лицо заставило насторожиться. Напряжение повисло между нами, как острый клинок без рукояти. – Но среди слуг замка ходят такие слухи.

Я забыла, как нужно дышать, и упала бы, если бы отец не подхватил меня. Мои надежды рухнули. Никогда мне не стать «отвергнутой». О Боги…

– Эверин! – в очередной раз произнес отец, но теперь уже с оттенком укоризны. Я с трудом посмотрела в его зеленые, цвета юной листвы, глаза. – Почему ты так реагируешь? Неужели ты мечтаешь о том, чтобы дом короля счел тебя непригодной невестой?

Мое молчание стало более красноречивым ответом, нежели бы произнесенная неуклюжая ложь. Отец с легким упреком оттолкнул меня.

– Я хотел тобой гордиться! А теперь жалею, что Дикси не принесла этого чувства! – Суровые слова ранили в самое сердце. Я с потрясением вновь взглянула на него. В лице отца не было и капли жалости или сочувствия. Он говорил с пылом и откровенностью.

– Вы будете мной гордиться, герцог Фунтай! Даже если это будет стоить счастья вашей нелюбимой дочери! – жесткий тон помог мне скрыть боль, что диким взрывом разнеслась по моему сознанию.