Все источники бездны - страница 9

стр.

— Вот дерьмо, — негромко сказал Хадсон.

Он выхватил из кобуры пистолет, но вокруг было тихо. Издевательски тихо.

Все еще сжимая в руке пистолет, он кинулся обратно, на набережную, и, вышвырнув из кабинки какого-то испуганного грека, схватил болтающуюся телефонную трубку.

— Костанди, — хрипло сказал он, — высылай наряд. Плохо дело!


— Лучше бы вы не приезжали сюда, Хадсон, — сказал Костанди, — мало мне Вуковича. Еще три убийства. У Георгия пятеро детей сиротами остались.

Хадсон пожал плечами.

— Вместо того, чтобы обвинять убийцу, — сказал он, — вы вините во всем меня.

Но чувствовал он себя паршиво.

— Что с его спутницей? — спросил он. — Удалось что-нибудь узнать?

— Мы вышли на нее через шофера того такси. Ничего не получится, Хадсон. Это жена обувного фабриканта. Богат как Крез. Она любит бедных молодых людей. Но, понятно, ни за что не признается в этом мужу. И давать показания тоже не станет. Дураков нет. Вчера она была на водах. У своего врача. И точка.

— А девушки?

Костанди вздохнул.

— А что девушки? Все они — нелегалки. Нам придется иметь дело со службой иммиграции, если мы захотим их официально задержать. А эта ее соседка, Женева, исчезла.

Хадсон ощутил нехороший холодок в позвоночнике.

— Как? Когда?

— Нет ее. Ни в кабаке, ни в номере. Либо она почуяла неладное и смылась, либо…

— Ах, ты…

— Вы-то сами его смогли бы опознать? По крайней мере мы бы раздали фоторобот полицейским в аэропорту.

Хадсон задумался.

Он не жаловался на свою память, натренированную за годы и годы службы. Но сейчас, какой бы цепкой она ни была, он не мог воспроизвести лицо убийцы. Смутный облик никак не желал распадаться на отдельные характерные черты. Нос… то ли прямой, то ли с горбинкой. Волосы… то ли светло-каштановые, то ли темно-русые. Глаза — вроде бы серые. Или синие? Он почувствовал, как воспоминание уходит от него, расплывается, — и чем больше он напрягал память, тем мутнее становилась пелена, затягивающая невыразительные черты. Да что же это?!

— Теперь вы — единственный, кто может его опознать, — заметил Костанди. — Так я позову художника?

Тот кивнул.

Что-то в словах Костанди царапнуло его: какая-то глубоко засевшая в мозгу заноза.

… единственный, кто может его опознать…


Портрет, исполненный по комментариям Хадсона полицейским рисовальщиком (Костанди предпочитал старомодные методы), размножили и раздали агентам в аэро- и морском порту. Но сам Хадсон отлично понимал, что это дело гиблое — человек на рисунке ничем не походил на Ирбиса, каким он, Хадсон, видел его в тот вечер. Художник был мастер своего дела, но описанные Хадсоном черты не складывались в уникальное, присущее одному-единственному человеку, лицо.

Весьма вероятно, Ирбис вновь ускользнул, как вода сквозь пальцы, сел в самолет под носом у полицейских и сейчас летел над морем туда, где голубизна постепенно переходит в свинец, а потом море сменяется унылыми серо-бурыми равнинами, перечеркнутыми черными трещинами замерзших рек. На Восток, на Север, в загадочную Россию, из которой на ошеломленный Запад мутной волной выплеснулась грязная пена: сомнительные дельцы, партократы, мафиозные боссы, убийцы, девочки по вызову…

Хадсон бросил смятую рубашку в чемодан и взглянул на часы. Самое время спуститься вниз поужинать.

Он зашел в тесную душевую, через десять минут вышел оттуда освеженный и, вытираясь на ходу полотенцем, двинулся к шкафу в поисках свежей рубашки.

— Куда-то собираетесь, инспектор Хадсон? — раздался негромкий голос.

Хадсон остолбенел. Его рука машинально рванулась к пистолету. Но кобуры не было: она лежала на стуле в углу комнаты.

— Да не суетитесь вы так, — досадливо произнес голос.

— Ирбис, — тихо сказал Хадсон.

Убийца сидел на стуле, закинув ногу за ногу, — небрежная поза отдыхающего человека. Теперь, увидев его, Хадсон вновь понял, насколько он не похож на портрет, сделанный по его описанию полицейским рисовальщиком. Неуловимые черты лица, ничего не значащие ни вместе, ни по отдельности.

— Что вам надо? — тихо спросил Хадсон и сам внутренне усмехнулся бессмысленности своего вопроса.

— Интересно было посмотреть на человека с манией. А ведь вы — человек с манией, правда, инспектор?