Всё кроме любви - страница 28

стр.

Он уже почти дошел до намеченной цели, когда его остановили.

- Привет. Новенький? – поинтересовался парень славянской наружности лет двадцати семи – двадцати восьми.

Ярослав почувствовал, как заколотилось сердце, и ладони стали влажными. Он кивнул вместо ответа, боясь, что голос подведет его, так как от волнения сдавило горло.

- Слушай друг выручи? – попросил его собеседник, - мне багаж на Бангкок нужно перекидать, а тут приспичило, как назло.

Кремнев выдохнул с облегчением, все-таки фортуна сегодня была на его стороне.

- Не вопрос, - ответил он спокойно, и направился в ту сторону, которую ему указали.

Дальше он прошел беспрепятственно. Найдя сумку, принадлежащую Максиму, аккуратно вскрыл ленту, опечатывающую багаж и вложил небольшой сверток. Теперь оставалось также незамеченным окинуть территорию. Вне всякого сомнения, здесь везде камеры слежения и, конечно же, его вычислят, но это будет позже.


Глава 15


Весть о том, что его сына арестовали в аэропорту Бангкока за попытку провоза в страну крупной партии наркотика, настигла Юрия Михайловича за ужином в ресторане в компании его молоденькой любовницы. Все стало на свои места. Теперь он знал, почему ему вернули деньги. С трудом удержавшись от желания, что-нибудь разбить, он очень сдержанно попросил своего водителя отвезти девушку домой, а сам направился в свой офис на такси. Резонно, конечно, было бы обратиться за помощью к родителю своего зятя, но Вяземский не рискнул. Он знал, что Воротынцев старший относился к Воронцову с большой симпатией, и ему было кое-что известно о роли самого Юрия Михайловича в этой грязной истории. Надеяться оставалось только на собственные силы.

Вернувшись в темный кабинет, Юрий Михайлович откупорил бутылку дорогого марочного виски, и плеснул в стакан щедрую порцию. Рука дрогнула, и на черном полированном столе растеклась лужица янтарного напитка. Дрожащей рукой Вяземский ослабил узел галстука, и опрокинул в себя содержимое стакана. Черт, да что же это такое. Эта дрянь Маргарита уже почти была в его руках и сумела ускользнуть, а тут еще проблемы с Максимом. Как же он устал. Чертовски устал. А еще нужно вернуть крупный долг и он совершенно не мог придумать как. Вздохнув, он потянулся к айфону, лежащему на столе, и набрал знакомый ему номер.

- Вечер добрый, Эдуард, - поздоровался Вяземский.

- И тебе не хворать, - отозвался собеседник.

- Дело есть.

- Оно и понятно, просто так, ты старым друзьям не звонить не станешь. Приезжай. Надеюсь, адрес помнишь?

- Само собой.

Эдуард Георгиевич Дагесян был личностью одиозной. Это сейчас он был уважаемым бизнесменом, а начинал он с банального рэкета, шантажа и вымогательства. В определенных кругах его до сих пор величали не иначе как Эдик Черный. Этим прозвищем он был обязан своему происхождению и не очень благовидным деяниям в недавнем прошлом. По национальности армянин, в общем-то, при первом знакомстве в свои сорок с небольшим, он производил благоприятное впечатление. Симпатичный, очень обаятельный, он умел красиво ухаживать и на женский пол неизменно производил неизгладимое впечатление. Но те, кто его знал с другой стороны, вряд ли рискнули назвать его милашкой. От природы он имел хитрый и изощренный ум, к врагам был жесток, и беспощаден.

Эдуард Георгиевич старинного приятеля встретил с распростертыми объятиями с хваленным кавказским гостеприимством.

- Проходи, дорогой. Давненько ты ко мне не заглядывал, - обнимая гостя, улыбнулся Дагесян.

- Дела, - вздохнул Вяземский, снимая пиджак от дорого итальянского костюма и с комфортом располагаясь в удобном кресле около уже накрытого столика.

- Рассказывай, что тебя привело, - приняв расслабленную позу и беря из вазы гроздь винограда, спросил Эдуард.

- Помнишь дело Воронцова? – осторожно начал Вяземский.

- Как будто не ты к этому руку приложил, - спокойно ответил Дагесян.

- У меня проблемы возникли. Нужно вернуть большой долг, а на личном счету Воронцова есть очень крупная сумма, которая могла бы решить мои проблемы, да и ты в накладе не останешься, - забросил удочку Юрий Михайлович.

- О какой сумме идет речь? – лениво поинтересовался Эдик.