Все предельно - страница 10

Я уже чувствую, как воздух тонкой струйкой течет по горлу, и меня вдруг осеняет: эффект случившегося со мной слабеет, но мысли мои направлены на другое. Может, эффект и слабеет, да очень скоро отпадет сама возможность выздоровления. Теперь все мои силы направлены, чтобы они услышали меня, и на этот раз они обязательно услышат, я знаю.

– «Стоунз», значит, – говорит она. – Если только ты не захочешь, чтобы я сбегала за си-ди Майкла Болтона в честь твоего первого перикардиального разреза.

– Пожалуйста, не надо! – восклицает он, и они смеются.

Звук вырывается из меня, и на этот раз он громче. Не такой громкий, как мне хотелось бы, но уже что-то. Они услышат, должны.

И тут, когда я начинаю выдавливать из носа звук, комната наполняется грохотом гитар, а голос Мика Джаггера, как мяч для пинг-понга, отлетает от стен: «Да, это всего лишь рок-н-ролл, но я его ЛЮ-Ю-Ю-Ю-Б-Л-Ю-Ю-Ю…»

– Приглуши звук! – кричит доктор Сиско, очень громко, и среди всего этого шума мой носовой звук, отчаянная попытка бубнить носом, конечно же, никто не слышит, как шепот в кузнечном цехе.

Теперь ее лицо склоняется надо мной, и вновь я испытываю ужас, увидев, что глаза у нее закрыты прозрачным пластиковым щитком, а рот и нос – маской. Она оборачивается.

– Я раздену его для тебя, – говорит она Питеру и наклоняется еще ниже, со сверкающим скальпелем в руке, обтянутой перчаткой, наклоняется сквозь гитарный грохот «Роллинг стоунз».

Я отчаянно бубню, но толку – ноль. Сам себя не слышу.

Скальпель замирает надо мной, потом начинает резать.

Я кричу в собственной голове, но боли нет, только моя водолазка распадается на две части, которые соскальзывают по бокам. Точно так же должна распасться и моя грудная клетка, когда Питер, не ведая что творит, сделает свой первый перикардиальный разрез на живом пациенте.

Меня поднимают. Моя голова откидывается назад, и я вижу Питера, надевающего прозрачный пластмассовый щиток. Он стоит за стальным столиком, где разложены инструменты. Почетное место на столике занимают большущие ножницы. Лишь на мгновение попадают они в мое поле зрения – лезвия блестят, как атлас. Потом меня вновь укладывают, но водолазки на мне уже нет. Теперь я по пояс голый. А в комнате холодно.

«Посмотрите на мою грудь! – кричу я ей. – Вы должны видеть, что она поднимается и опадает, хотя воздух в нее поступает по минимуму! Вы же специалист, черт бы вас побрал!»

Вместо этого она смотрит на Питера, повышает голос, чтобы перекричать музыку. («Мне нравится, нравится, нравится…» – поют «Стоунз», и думаю, что целую вечность буду слышать эти идиотские гнусавые вопли в стенах чистилища). – Твоя ставка? Боксерские трусы или плавки?

В ужасе и ярости я понимаю, о чем речь.

– Боксерские! – отзывается он. – Само собой. Достаточно взглянуть на этого парня!

«Говнюк! – пытаюсь закричать я. – Ты, должно быть, думаешь, что все старше сорока носят боксерские трусы! Ты, должно быть, думаешь, что, перевалив за сорок…»

Она расстегивает пуговичку на моих «бермудах», потом молнию. В другой ситуации такие действия красивой женщины (строгой, но все равно красивой) доставили бы мне несказанное удовольствие. Сегодня, однако…

– Ты проиграл, Пити-бой, – говорит она. – Плавки. С тебя доллар.

– Отдам с получки. – Он подходит. Его лицо появляется рядом с ее. Они смотрят на меня сквозь пластиковые щитки, как два инопланетянина на похищенного обитателя Земли. Я пытаюсь заставить их увидеть мои глаза, увидеть, что я смотрю на них, но эти дураки таращатся на мои трусы.

– О, да они еще и красные! – восклицает Пит. – Круто!

– Хорошо хоть не розовые, – усмехается она. – Подними его, Питер, он весит с тонну. Неудивительно, что у него случился инфаркт. Пусть это будет тебе уроком.

«Я в отличной форме! – мысленно кричу я ей. – Возможно, здоровье у меня крепче, чем у тебя, сука!»

Сильные руки отрывают от стола мои бедра. Трещит позвоночник; от этого звука проваливается сердце.

– Извини, приятель, – говорит Пит, и внезапно мне становится еще холоднее, потому что с меня стягивают шорты и красные трусы.

– Поднимем одну ножку, – воркует женщина-врач. – Поднимем вторую ножку. Снимем ботиночки, теперь носочки…