Все пули мимо - страница 6

Я набираю номер Хари.

– Да? – слышу его голос.

– Это Пескарь, – говорю в трубку.

– И что тебе?

– Да тут мне сменщик пришёл…

– Ну так и что?

– А мне что делать?

– А он тебе что сказал?

– Чтобы я линял отсюда. Но я ведь, сам понимаешь, без твоего разрешения не могу… – мямлю я, бросая ему наживку. Как банан.

– А-а! – голос Хари теплеет. Выше семёрки у Бонзы он не котируется, поэтому подобное обращение ему что бальзам. – Разрешаю, – милостиво снисходит он.

– А завтра?

– Что – завтра?

– Завтра сюда выходить?

Несколько секунд Харя молчит, видно, и сам не знает.

– Завтра я тебе позвоню, – тусклым голосом бурчит он и отключается.

Вот, значит, как, думаю, а сам побыстрее делаю ноги с рынка, на ходу пряча в карман мобильник. По всем раскладкам выходит, что Бонзу условия слияния не устроили. Придётся кое-кому сегодня полированные сюртуки примерять… Хотя на рынке с виду вроде всё спокойно. Знаю я это спокойствие. Вон – ни одного омоновца, что ветром сдуло. Народная примета: нет ОМОНа, значит, жди автоматных очередей и пяток трупов.

Ну, в общем, с рынка я смотался, а дальше пошёл не спеша. Даже если там именно сейчас начнётся разборка, возвращаться я туда не собирался. У каждого своя работа.

Направляюсь я, значит, к стоянке, где оставил свою «вольву», и спускаюсь в подземный переход. Вот уж где отбросов постперестроечных! Бомжи, калеки, беспризорники, и все – с протянутой рукой. Попробовал бы кто-нибудь из них на «диком» Западе так постоять – мигом бы в кутузку замели. А у нас нет. Их же там ещё кормить надо! Месяца три назад, слышал, повыписывали всех пациентов из сумасшедшего дома по той же причине. Наверняка кто-либо из них здесь сейчас промышляет. Хорошо если тихий, а не буйный…

Тут я его и увидел. Горбатенького пацана в куцем пальтишке со сморщенным, как печёное яблоко, личиком. А может, и не пацана, а карлика. Хотя у карликов, насколько знаю, головы большие, а у этого уродца – пацанячья. Вчера он меня поразил. Стоял я, значит, на рынке, курил, и тут увидел, как он торговку пирожками потрошил. Что твой Кашпировский. Экстрасенс. Уставился он на торговку, а она перед ним мельтешит, что половой в кабаке перед барином. И то ему предлагает, и сё, и сюсюкает, а сама глаз оторвать от него не может, словно приворожил он её, как в сказке. Цирк, одним словом. Порадовался я тогда за пацана, посмеялся, а уже дома подумал, что неплохо бы его к делу приспособить. Правда, к какому так и не докумекал.

Но тут гляжу – милостыню просит. И голосок у него жалостный такой, и глазки такие же… Э, нет, думаю, видно, не настолько ты крутой сенс, если вчера своё умение употребил, а сегодня как простой смертный попрошайничаешь. И уже прошёл было мимо, как вижу, подходит к мальцу Верзила и начинает у него карманы выворачивать. Этого Верзилу знает, наверное, весь район. Гнусный тип, и гнусным делом занимается. Нищих обирает.

Я приостановился, достал сигареты и, делая вид, что прикуриваю, стал наблюдать.

Малец мой и не думает сопротивляться. Поскуливает так это беспомощно, что щенок:

– Не надо… Ты ведь у меня вчера всё забрал…

Но Верзиле такое нытьё только нравится.

– Ну и что? – ухмыляется. – Я и завтра к тебе приду.

Похоже, мальца это «завтра» приводит в чувство.

– Помру ведь… – тоненько хнычет он, но вижу, глаза его из жалостных вдруг становятся пустыми и холодными, как вчера на рынке.

– А плевать мне! – регочет Верзила. – Вас, нищету да убогость, надо уничтожать как социальную заразу.

И тут малец преображается.

– Не придёшь! – фальцетом выкрикивает он и впивается в Верзилу страшным взглядом. Его глаза вдруг становятся круглыми, огромными, и мне даже чудится, что из них молнии метнулись.

Ну, сейчас будет комедия, думаю, вспоминая вчерашний инцидент с торговкой пирожками. На коленях, Верзила, ползать будешь перед мальцом и, умильно сюсюкая, деньги совать! В предвкушении представления я уже открыто наблюдаю за ними.

Но ничего подобного вчерашнему не происходит. Не действует на Верзилу магия мальца.

– Чего?! – угрожающе цедит он и заносит руку для оплеухи.

Вот тут-то всё и случается. Я вначале и не понял что, да и Верзила, похоже, тоже. Рукав его куртки на занесённой руке вдруг распадается на составные части и падает на землю. Верзила вздрагивает как от наваждения, и тогда вся одежда начинает осыпаться с него лохмотьями. Такое впечатление, будто в ней вдруг исчезли все шовные нитки.