Все случилось летом - страница 13

— Тут заходил отец Юстины, — продолжал Язеп.

— С чего это вдруг «отец Юстины»? — вскипел Каспар. — У него что, нет фамилии? Чего это ты разъюстинился?

— Ладно, ладно, — добродушно буркнул Язеп. — Заходил шофер Бернсон. Коршуном на меня налетел — вынь да положь ему машину. А я гляжу, путевка у него завтрашним числом помечена. Ничего не выйдет, завтра приходи, — получишь. Уж как он тут канючил. Целый час, если не больше. Мол, спозаранок хочет, часов с пяти, в лес ехать, чтобы первым быть на лесосеке, чтобы, значит, за день успеть трижды обернуться. А я его, как стеклышко, насквозь вижу: договорился где-то подхалтурить, вот машина и понадобилась. Не читай мне поэмы, говорю, все равно в них ничего не смыслю! А он мне: «Хорошо, приду в полночь, когда начнется завтрашний день». Это пожалуйста! Только без поэм! Да не придет он в полночь, треп один. И в полночь машины не получит. Пусть приходит к началу рабочего дня.

«И зачем ты все это мне рассказываешь, — думал про себя Каспар. — Ах, вот оно что, скука заела, о чем-то надо покалякать. Или, может, вздумал заодно и на Юстину тень бросить? Уж это напрасно, милый Язеп, совсем напрасно. Тебе кажется, нам станет легче, если мы, очернив родню Юстинину, сможем сказать: вот полюбуйтесь, не так уж она хороша, вон что отец ее вытворяет, — но послушай, Язеп, мы же не дети, у нас своя голова на плечах».

— Мне не жаль, — не унимался Язеп, — когда человек на стороне немного подзашибет. Сам был шофером. Да ведь надо же и совесть иметь! Кто Бернсона не знает.

Каспар молчал. В сторожке печка была до того жарко натоплена — дышать трудно. А Язепу, видно, в самый раз, сам натопил. Да еще кепку нахлобучил. Из-под защитного цвета спецовки выглядывало несколько вязаных кофт, оттого и вид он имел округлый. И штанины брезентовых брюк, как стволы, с мешками на коленках. И лицо у Язепа круглое, как блин, с узенькими щелочками глаз. Со стороны можно подумать — разжирел человек от спокойной жизни на вольных хлебах. Однако все обстояло иначе. Несколько лет тому назад Язеп отравился этиловым бензином. Увезли в больницу бывалого шофера, а оттуда вернулся инвалид и с тех пор вот работает сторожем.

— Может, в шашки сыграем? — спросил Язеп и проворно высыпал на стол из картонки черные и белые фишки. Да напрасно он торопился, Каспар собрался уходить.

— Все равно тебя скоро сменят, — сказал он. — Потерпи немного. А я пойду.

Язеп нехотя стал укладывать фишки в коробку — белые в одну сторону, черные — в другую.

— Значит, Рейнис все-таки уехал. Да-а. Теперь вас двое в комнате — ты и Харис. Уж, верно, директор кого-нибудь подселит.

— Да, Язеп, наверняка подселит. Место пустовать не будет. Ну, я пошел, жду тебя дома.

Выйдя за ворота, Каспар оглянулся. Засунув руки в карманы, Язеп неторопливо шел по освещенному двору. Подошел к машинам, остановился — у одной капот погладил, у другой каблуком пнул шину, проверяя, не спустила ли, потом скрылся за рядами тракторов-тягачей, в полутьме казавшихся страшными чудищами.

«Скоро человеку пятьдесят стукнет, а еще не женат, — почему-то подумал Каспар. — И теперь навряд ли женится. Всю жизнь в одиночестве».

Контора леспромхоза — длинная постройка, еще в прошлом веке сложенная из серых валунов, — приветливо встретила освещенными окнами. В одном конце дома квартира директора, в другом — бухгалтерия. На втором этаже над директорской квартирой помещались две комнаты общежития, а две другие занимала все та же бухгалтерия. Целый штат конторских работников считал, пересчитывал, итожил продукцию трех лесопунктов, а на каждом из этих пунктов имелся еще и собственный штат, и там, в свою очередь, с точностью машины конторские исчисляли, сколько выработал каждый лесоруб, каждый шофер, грузчик, механик.

Перед домом, по усыпанной гравием дорожке, прогуливался директор Цаунит, — за глаза все его звали Стариком, — должно быть, только что вернулся с охоты или рыбалки, даже длинные резиновые сапоги снять не успел. А может, ходил осматривать свой домик, который строил вот уже пятый год и все не мог никак достроить. «Годочка эдак через два, на праздник Лиго, — часто говорил Цаунит, — уйду в бессрочный отпуск, на покой. И тогда вам, молодым, придется взять бразды правления в свои руки».