Все свои - страница 13

стр.

— А Галка?

Дядя Витя помолчал, закурил новую сигарету.

— Галка здесь до меня была. Она тогда еще лицо другое носила. Надо же, чтоб в моду не попасть, а то мужики заглядываться начнут. Бабуля тут жила, умерла, вот Галке мы бабулин паспорт и поправили. Она долго тут. Раньше, рассказывала, посвободнее было, с Лавкрафтом переписывалась, с Кафкой.

— На английском? — спросила Марина удивленно.

— Зачем на английском? На своем. Но они с материка выходцы. А она островитянка. Ее родного языка они до коллапса, может, и не слышали даже. Петьку вот учит. Он на Галкином-то хкаверси бойко болтает уже, по-русски вот пока никак. А говорили, совсем молчать будет, только слюни пускать. Но тут, как бы это, мелодика лечебная или вроде того.

— А Петька? — не выдержала Марина. — Петька кто?

— Человек он.

— Витя! — раздалось от двери. — Витя! Вы что тут в темноте сидите? У меня Петька заговорил! «Ма» сказал и «спи»!

Галка влетела в кухню, хлопнула рукой по выключателю и замерла, увидев заплаканное лицо Марины, понурую морду Серого и дядю Витю, застывшего с сигаретой в руке.

Бухнула входная дверь, кто-то охнул и тихо выругался. Пружина переиграла вернувшегося Сережу.

* * *

Утро знобило синим, без единого облачка. Лазурь навалилась на крыши, жарко дыша во двор. Липы опустили тяжелые темные листья, изнывая от жары. Ждали грозы. Она бродила где-то далеко, за городом, гоняла с пляжей отдыхающих, широким мокрым языком облизывала шипящие мангалы, хлестала по макушкам зонтики и веранды.

Из окошка четвертого этажа радио голосом Ротару пело Тарковского. На пустой широкой скамье лежала забытая кем-то газета. Зной тихо шевелил ее, обещая скорое избавление.

Коренастый мальчишка мотался по двору, то и дело бросая тоскливые взгляды на велосипед. Его отец, видимо, затеял «генеральскую» уборку и то и дело гонял сына на помойку — то одно выбросить, то другое вылить. Сам — в застиранных трениках с лампасами — пылил в комнате, шумел, старался, вел будничную жизнь образцового гражданина.

— Па-ап, можно мне на реку? — звонко крикнул мальчишка.

— Все, что сбыться могло, словно лист пятипа… — перешибло песню захлопнувшееся окно.

Мальчишка бросил на бегу смятый конфетный фантик, и он покатился, подхваченный воздушным потоком, в сторону от мусорки, по выцветшему от жары асфальту прямо под ноги двоим, что без скрипа проскользнули между створками облезлых ворот. В будничном, без единого черного пятнышка в одежде, чужаки остановились, проводив взглядами мальчишку, потом — брошенный им фантик.

А тот уже тропился прочь, как сбежавший колобок, но далеко не ушел, ткнулся в угол между стеной и воротами, в щели под которыми двигались тени чьих-то ног, и замер.

Опрятные люди прошли во двор.

— Вы Галина Васильевна Балашихина? — обратились они к девушке, с ребенком на руках вешающей белье.

— Да, — ответила та.

— Ахр-ри, — выдавил маленький уродец и счастливо заулыбался.

Один из опрятных сделал странное движение рукой куда-то в сторону левого борта пиджака, но остановился, похлопал по карману, словно искал сигарету.

— Давайте в квартиру пройдем, — сказал второй, некурящий. — Документики на ребенка и паспорт покажите, будьте добры.

Из двери неловко выскочил длинный парень в очках и выцветшей футболке, и створка за его спиной закрылась с таким внушительным грохотом, что очкарик вздрогнул и вжал голову в плечи.

— Сергей Сергеевич? — вежливо кивнул искавший сигареты. — Документики приготовьте, пожалуйста.

Сережа засунул дрожащую руку в глубокий, как кротовья нора, карман, выудил паспорт, протянул чужакам.

— У меня там, в комнате, — испуганно прошептала Марина. Петька взял ее за ухо, облизал щеку. Чувствовал, что нянька на взводе, хотел утешить по-мужски, поцелуем. Поцелуй потек за воротник.

Дядя Витя выглянул в окно, махнул: жди. Придержал дверь для Марины и со злорадной улыбкой отпустил створку, позволив ей огреть одного из незваных гостей. Выскочивший им под ноги Серый едва не сбил второго, некурящего, завертелся под ногами, виляя хвостом.

— Это… случилось что? — просипел дядя Витя, старательно дыша перегаром в лицо опрятным.