Все ураганы в лицо - страница 28

Следователь ничего не смог возразить. Он сам понимал, что Павла Гусева привлекают к суду без достаточных на то оснований. А построить судебную версию на голом месте нельзя.

И все-таки Павла Гусева вызвали на заседание выездной сессии Московской судебной палаты. Вернулся в камеру он расстроенный.

— Что случилось?

— Суд отложен. Перлов подыскал лжесвидетеля, который якобы видел, что в тот вечер мы были с тобой вдвоем. Теперь и тебя привлекут к дознанию.

— Такого оборота дела следовало ожидать. Они хотят во что бы то ни стало приговорить нас к смертной казни.

Внешне Фрунзе оставался все таким же спокойным, как всегда, но известие Гусева его сильно встревожило. Потребуют алиби… Алиби должно сбить их всех с ног. Он лихорадочно думал. Не сегодня-завтра его привлекут к дознанию уже по новому делу.

Вошел надзиратель.

— Фрунзе, в контору!

Вызов в контору никогда не сулил ничего хорошего. Может быть, Гудима решил немедленно отделить его от Павла Гусева?

— Приехал ваш брат.

Константину потребовалось несколько месяцев, чтобы добиться свидания. Пришлось обращаться в высокие инстанции. И наконец Гудима сдался.

Свидание было коротким. Надзиратель прислушивался к каждому слову. Но ничего предосудительного он не услышал. Фрунзе не жаловался на тюремные порядки, был весел. Он сказал Константину:

— Будешь в Шуе, обязательно зайди к Котову. Пусть напишет студенту Михайлову, что долг ему я пока вернуть не могу. В прошлом году, двадцать первого февраля, я был проездом в Москве и занял у Михайлова пять рублей. А теперь вот хотят доказать, будто я двадцать первого февраля был здесь и стрелял в урядника Перлова…

— Прекратить недозволенные разговоры! Свидание окончено.

Константин немедленно выехал в Шую и разыскал Котова. В тот же день Котов сел в московский поезд. Арсения хотят подвести под петлю!.. В Москве Котов отправился на Третью Тверскую-Ямскую к иваново-вознесенцу Павлу Батурину, студенту университета. Батурин жил легально, но, как знал Котов, вел большую партийную работу в МК. Московский Комитет был мощной, разветвленной организацией, крепко связанной с рабочими заводов, фабрик, типографий. При нем существовало несколько организаций: военная, военно-техническое бюро, лекторская и литературная коллегии, финансовая комиссия, центральный технический аппарат, занятый распространением литературы и изготовлением паспортов, центральная студенческая организация, связанная со всеми учебными заведениями Москвы. Чем ведал Батурин, Котов не знал, но Батурин был в Москве «опорным пунктом» для ивано-вознесенцев, он дружил с Фрунзе.

Павла Степановича Батурина можно было назвать человеком степенным. Обстоятельность чувствовалась во всем: в неторопливых движениях, в манере растягивать слова, наконец, в некой солидности всего его внешнего облика — крупная голова с шапкой русых волос, выражение застенчивости, обычно присущее физически сильным людям, обманчивая неповоротливость и какой-то словно затуманенный взгляд светло-серых глаз.

Когда же он узнал, что Арсению угрожает смерть, сразу переменился: глаза потемнели, он схватил Котова за руку и спешно потащил на улицу. Котов едва поспевал за ним.

— Студента Михайлова я знаю хорошо, — сказал Батурин. — Это петербургский товарищ Арсения, сейчас учится в Москве. Идем к нему на Владимиро-Долгоруковскую. Он подыщет свидетелей, которые подтвердят, что двадцать первого февраля Арсений был здесь.

Когда неделю спустя следователь вызвал Фрунзе уже по новому делу, тот был невозмутим.

— Двадцать первого февраля я был в Москве, в дачной местности Химки.

— У вас превосходная память, господин Фрунзе.

— Не жалуюсь.

— А я вот не помню, чем был занят в тот день. Год прошел!

— Значит, у вас память слабее. Только и всего. Дата запомнилась мне очень хорошо: девятнадцатого февраля я выехал в Петербург через Москву. В Москве задержался на несколько дней. Так как у меня больное сердце, то знакомый студент Михайлов посоветовал обратиться к опытному специалисту врачу Иванову. Именно двадцать первого февраля я и отправился на прием. Все, наверное, отмечено в регистратуре больницы. К доктору Иванову отвела меня больничная сестра Пителева. Я хорошо запомнил ее фамилию, так как студент Михайлов собирается жениться на ней и познакомил с Пителевой еще раньше. В кабинете Иванова находилась фельдшерица Моравицкая. Как видите, четыре свидетеля, и я не сомневаюсь, что их найдется гораздо больше. Вернувшись из Петербурга после зачетной сессии, я неоднократно сталкивался с урядником Перловым на улице, разговаривал с ним, но у него не было поползновения арестовать меня. Если бы и в самом деле стрелял в урядника, он, разумеется, сразу арестовал бы меня.