Все застрелены. Крутая разборка. А доктор мертв - страница 36
Она на мгновенье ослабла и смотрела на него горящими черными вызывающими глазами. До него волной донесся аромат разгоряченного женского тела и запах дешевых духов. Рот его наполнился горячей слюной. Губы девушки искривились, шея напряглась. Он чувствовал упругость ее груди даже через свою кожаную куртку и шерстяной пиджак.
— Возьми это, и оно будет твое, — сказала она.
Внезапно он пришел в себя, и ум его заработал. Его тело ослабло, хватка разжалась, и он опять нахмурил брови.
— У меня столько забот, а ты можешь думать только об одном, — сказал он с упреком.
— Если это не в состоянии вылечить тебя от забот, то тогда уже ничто не сможет, — промурлыкала она.
— У нас нет для этого времени, — пожаловался он.
— Если ты боишься, иди домой, — прошипела она, подскочив, чтобы спрыгнуть с кровати.
Но он снова схватил ее прежде, чем она ускользнула, и прижал ее плечи к постели.
— Я охлажу тебя немного, — сказал он.
Сассафрас поджала под себя сомкнутые колени и с силой уперлась ими в его грудную клетку. Он отпустил ее руки, схватил ее затянутые в кружевные чулки ноги пониже колен и попытался раздвинуть их. Силы в ее ногах было достаточно, чтобы сломать спину молодому человеку, и она напрягалась изо всех сил, чтобы держать их сдвинутыми. Но он напряг свои необычайно развитые мышцы и начал клонить ее колени книзу. Они замерли в состязании на силу. Дыхание их участилось.
Постепенно ее ноги стали раздвигаться. Они смотрели один другому в глаза. Печка начала дымить, и в глазах у них защипало.
Внезапно Сассафрас сдалась. Ее ноги раздвинулись так широко, что Роман упал на нее. Он схватился за легкую одежду, и раздался звук рвущегося платья. Он бросил какой-то лоскут, оказавшийся в его руке. Пуговицы стреляли во все стороны, как зерна жарящейся кукурузы.
— Быстрей, — закричала она.
11
Три минуты спустя после того, как «бьюик»-седан проскользнул в Переулок, маленький черный седан вывернул из-за угла с Лексингтон-авеню на 112-ю улицу.
Могильщик вел машину с притушенными фарами, а Эд Гроб внимательно вглядывался в припаркованные на обочине автомобили в поисках «бьюика».
Обогреватель внезапно заработал, и лед на ветровом стекле начал плавиться. Ветер сменился на западный, снегопад прекратился. Колеса негромко визжали по скользкому, покрытому ледком асфальту, когда машина двигалась прямо, но в следующий же момент ее начинало заносить вправо, и Могильщику приходилось рулить влево, чтобы удерживать прямой курс.
— У меня ощущение, что мы гоняемся за химерой, — сказал Эд Гроб. — Трудно представить, чтобы в наши дни кто-то мог оказаться настолько глупым и доверчивым.
— Кто знает? — сказал Могильщик. — Этот парень до сих пор еще не выиграл никакого приза.
Они уже проехали половину квартала, состоявшего из обветшалых старых особняков и построенных на скорую руку домов, когда увидели, что на противоположном конце улицы с Третьей авеню сворачивает мотоцикл с коляской.
Они моментально насторожились. Они не знали ничего ни о мотоцикле, ни о его седоке, но оба полагали, что если кто-то холодной ночью, вроде нынешней, едет на открытом экипаже, то это требует расследования.
Мотоциклист увидел их в тот же миг, когда они заметили его. Он увидел маленький черный седан, ползущий ему навстречу по пустынной улице. Переделки, в которых он побывал не раз за многие годы, научили его чуять неприятности носом.
Он был одет в темно-коричневый комбинезон, поношенную армейскую куртку и темную клетчатую охотничью шапку, опушенную мехом.
Сиденье на мотоциклетной коляске было снято, и на его месте помещались два полностью снаряженных автомобильных колеса, покрытых черным брезентом.
Когда Эд Гроб приметил покрытый черным брезентом предмет, он сказал:
— Ты увидел то, что я вижу?
— Понял тебя, — ответил Могильщик и нажал на газ.
Если бы колеса были меньше, мотоциклист смог бы сбросить их, как уличные торговцы при приближении копов выбрасывают исподтишка сигареты с марихуаной. Вместо этого он бросил свой мотоцикл резко вперед, включив дальний свет, чтобы ослепить двух детективов, и свернул круто вправо от осевой линии. Рокот мотора, напоминающий рев взлетающего реактивного самолета, наполнил ночь.