Всегда на переднем крае - страница 3
Федор вдруг насупился.
— Человек ты или нет, капитан?
Он остановился. Сапоги до голенища обросли грязью. Ветер трепал оторвавшуюся на спине заплату.
Капитан вспомнил узловатые, крепкие рабочие руки Федора. Сказал раздраженно, грубо:
— И нужен был тебе этот подсолнечник…
Федор глянул из-под бровей:
— Каяться не буду. Просить прощения — тоже…
Нет, было в нем нечто достойное снисхождения!
— Ладно, веди домой…
Им открыла худая, с маленькими усталыми глазами женщина.
— Федя… — увидев Михайлова, она вдруг замолчала, ее глаза испуганно забегали по милицейской форме.
В доме глиняный пол. В углу комнаты, куда они вошли, задернутая белой занавеской печка. На скамейке вдоль стены — дети. Холодно и неуютно.
Капитан вышел на маленькую терраску. Сел на расшатанную табуретку. Пусть Федор простится с семьей.
Из комнаты послышался плач.
Михайлову по-человечески было жаль Федора. Был он, несомненно, не окончательно падшим человеком. Федор не хитрил, не валил вину на других, но и не унижался, не пытался разжалобить. Что толкнуло его на это? Ведь всякое преступление — это, как правило, следствие какого-то душевного изъяна, некой духовной неполноценности…
Федор в сопровождении своих вышел на крыльцо.
— Готов я…
Заголосила жена. Захныкали дети. Михайлов, уже у калитки, услышал, как Федор успокаивал их:
— Отец ваш все учится жить… старый дурак.
До сестры Федора шли молча. «Почему же участковый инспектор здесь при обыске ничего не обнаружил? Сейчас все станет ясным…»
Их встретила крупная, в толстом ватнике на широких плечах женщина. Федор молча толкнул калитку.
— Может, поздороваешься? — буркнула она, глядя почему-то на Михайлова.
Федор, не отвечая, шел к дому.
Зашли в одну комнату, в другую — никаких следов.
— Сколько можно мучить женщину! — вдруг истерично завела хозяйка.
— Замолчи, — оборвал ее Федор. — Неси топор.
Женщина вышла. Федор приблизился к глухой стене. Постучал по ней слегка кулаком. Потом с силой надавил локтем — открылся темный проем.
Михайлов понял: рядом с настоящей стеной была выложена другая, меж ними — тайник.
«Хитро сработали, наверно, в ту же ночь, когда крали…»
Вернулась хозяйка. Молча протянула топор. Скоро в фальшивой стене зазиял большой провал.
…К вечеру подсолнечник был сдан на склад.
Ночевали в гостинице колхоза. Утром Федор показался Михайлову еще более угрюмым, глубоко ушедшим в себя.
— Что с тобой?
— Думал, капитан. Всю ночь. О себе думал. И о вашей работе — тоже. Трудная ваша служба. Но хорошо, что о людях думаете.
И продолжал, уже в упор глядя на собеседника:
— Преступник, который не чувствует угрызения совести, — конченый человек. Таким он получается, если ему сходит с рук — один раз, другой… Он, понимаешь, привыкает жить скотом… Вы разрушаете эту привычку. Показываете человеку место, которого он достоин в жизни… Умные люди это понимают…
— Честные люди это понимают, — сказал Михайлов, делая ударение на первом слове.
— Одного честным делают родители и школа, других — милиция. Мне, признаться, совестно — и за эту грязь, по которой мы шлепали до села, и за холод, что вынесли. Смотрел я на тебя, голодного, как ты там, мокрый до нитки, подсолнечник взвешивал, и думал: забавлялся бы сейчас Михайлов с детишками дома, нужен ему этот подсолнечник… А потом подумал: так ведь для того, чтобы во мне совесть заговорила, и старается человек…
Когда Михайлов зашел с документами, прокурор опросил:
— А где ордер на Федора Врабия?
…Они проговорили в то утро долго.
— Говоришь, семеро у него детей?
— Да.
— Ну, пусть будет по-твоему. Посмотрим, что решит суд.
…Суд, состоявшийся через несколько недель, удовлетворил ходатайство начальника ОБХСС о смягчении наказания Федору Врабию. Его приговорили к году исправительных работ с вычетом в пользу государства двадцати процентов заработка.
Время, прошедшее после этого процесса, оправдало надежды: Федор Врабий стал честным человеком.
Иногда он передает Михайлову, ныне уже майору, приглашение в гости. Но тому все некогда: то в райпотребсоюзе не досчитались нескольких тонн муки, то стала исчезать кукуруза на биохимическом заводе, то… Кто знает, что его ждет завтра, когда он утром, как обычно, придет на работу?