Всегда настороже. Партизанская хроника - страница 5
Стало смеркаться. Мезуланик подошел к окну, чтобы лучше разглядеть фигурку.
— Что тут особенно для меня интересно, — проговорил он после минутного раздумья, — так это то, как здесь выражено отношение народа ко всему военному. Тут сразу видишь, как глубоко народны корни военного сословия в Валахии. Вот такие стражники были подлинными сынами и героями валашского народа!
— Ну, я бы не сказал, что валахи очень гордятся ими, — заметил Янек Горнянчин. — На первых порах у них, может, и было доброе намерение защищать границы валашского края, но потом они пошли по кривой дорожке. Правда, они были, что называется, один к одному, парни как дубы! Они были или сынками богатеев, или такими головорезами, у которых земля под ногами горела. Они богачей защищали, а не бедняков.
— Откуда вы все это знаете? — язвительно спросил Мезуланик. — Тоже от дедушки?
Ягода попытался перевести разговор на другую тему:
— Послушайте, Горнянчин, вы, говорят, стали резать гравюры на дереве. Похвально. Не покажете ли нам что-нибудь?
— Начал было. Нет у меня специальных инструментов. Ковыряю сапожным ножом…
Янек достал доску с изображением сценки из жизни разбойников. Мезуланик взял ее, перевернул и, постучав по ней согнутым пальцем, быстро приложил к уху.
— Ясень, — проговорил он с видом знатока.
— Ну что вы, — усмехнулся Горнянчин, — это же груша!
Мезуланик поморщился, бросил на доску беглый взгляд и положил ее на место.
— Ну, конечно же, разбойники, — сказал он со скучающим видом. — Я вам просто удивляюсь.
Похлопывая перчатками по ладони и поблескивая стеклами очков, Мезуланик уже собрался уходить, но Ягода задержал его:
— Да, чуть не забыл! Я же захватил образчики своей продукции. Самого лучшего качества! За это, господа, ручаюсь! — Он достал из портфеля две бутылки. Одну из них протянул Янеку: — Это для вас, Горнянчин. А эту мы, может, откроем сейчас?
— Пройдемте в дом, — предложил Янек, видя, что ничего другого не остается.
— Зачем? Здесь гораздо лучше, — проговорил Ягода.
— Но тут не на что сесть, — смутился Янек.
— Это даже оригинально, — обрадовалась пани Ягодова.
Смеркалось. Через оконце вливалась прохлада. Гости не разрешили зажечь лампу, а холода и не замечали. Разогревшись водкой, сумерничали.
Они были навеселе, уже когда пришли, поэтому очень быстро опьянели. Пани Ягодова хихикала, а Ягода усердно подливал Мезуланику, следил, чтобы рюмка у него была все время полна. Но тот по-прежнему держался надменно, вел разговор свысока и подчеркнуто важно.
— Да, разбойники, — вдруг вернулся он к старой теме. — Ума не приложу, что в них находят люди? И особенно здесь, в Валахии!
— Ну, это был отчаянный народ! — воскликнул Ягода, держа в руке бутылку и прикидываясь развеселившимся. Он всячески старался сгладить острые углы.
— «Отчаянный»! — Мезуланик сморщил нос. — Романтика, поверхностная романтика! Вымазать рожу сажей, выйти на большую дорогу и за ночь разбогатеть! Ну куда это годится?
Горнянчин не собирался спорить с ученым паном, но и промолчать не смог:
— Если тебя бьют по роже, надо защищаться, давать отпор!
Мезуланик задумался, готовясь ответить Янеку. Впрочем, он даже удивился, что тот возражает ему.
— Вы хотите давать отпор? — опередил его Ягода, предотвращая бурю. — У вас перед глазами пример, наглядный пример! Эти вот из Всетина — учитель и его единомышленники с фабрики. Они хотели бороться с немцами. Тоже в духе разбойничьих традиций. А что вышло? Немцы побросали их в тюрьмы, а кое-кого и казнили. Вот видите, Горнянчин!
Мезуланик промолвил задумчиво, словно про себя:
— Я вас понимаю. Вы патриот. Но играть в романтиков нет смысла. Посмотрим правде в глаза! Гитлер выиграл войну. Это точно. Он открыто заявляет, что у него везде есть «пятая колонна». Уже одно это говорит о том, как он в себе уверен.
— Вот то-то и оно, братец. Я понимаю, это, конечно, не очень приятно, но ничего не поделаешь — дело обстоит именно так, — пожав плечами, сказал Ягода и как бы в знак примирения протянул Горнянчину бутылку.
Янека взяла злость. Он отхлебнул изрядный глоток и сразу же почувствовал, как водка горячит его. Он знал, что, выпив, не сдержится и этим только навредит себе, но молчать уже не мог.