Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 6 - страница 65

Учитывая такое обстоятельство, я решил не торопился с поисками этого Нэйтана Бишопа, ведь ещё оставалось трое аркхемцев, непосредственных участников событий 1928 года, которые могли бы куда более подробно рассказать мне о замалчиваемом периоде истории и последних годах одного из самых таинственных уголков Новой Англии. Здесь же, в деканате, я выяснил, что Армитейдж, состоявший на должности хранителя библиотеки Мискатоникского университета, умер в том же 28-ом году. Похожая судьба постигла и Райса, преподавателя древних языков, какое-то время он провёл в клинике святой Марии, но скончался в 29-ом году. Видимо, самоотверженная борьба с эпидемией сильно подкосила и их здоровье.

Единственным оставшимся в живых из всей троицы был Морган. В силу относительно молодого, на тот момент, возраста и крепкого здоровья, он сумел оправиться и вернуться к преподаванию сравнительной анатомии в университете. Однако три года назад профессор оставил свою должность и перебрался в Пенсильванию. Это была ещё одна внезапная преграда на моём пути, но даже она не могла смутить такого упорного искателя, как я. Поэтому я решил узнать пенсильванский адрес профессора и послать ему телеграмму. Но каким же было моё удивление, когда вместо этого мне сказали, что примерно раз в год Морган возвращается в Аркхем, чтобы посетить могилы своих родных и коллег на кладбище при Церкви Христа. И по необычайному стечению обстоятельств он как раз был в городе.

Узнав адрес, по которому остановился Морган, я посетил профессора. Это был худощавый, поседевший и состарившийся не по годам мужчина: далёкие события всё же оставили на нём свой след. Но несмотря на это, он держался открыто и доброжелательно. Поприветствовав его и представившись фольклористом из Нью-Йорка (чем явно расположил к себе собеседника), я рассказал ему о своих поисках. Но стоило мне только спросить профессора о Данвиче, как его настроение тут же изменилось.

— Вам лучше не знать, что там творилось. Держитесь подальше от Сторожевого холма и развалин… — На этих словах профессор осёкся, поняв, что взболтнул лишнего, и в его глазах отразился неподдельный страх. А заметив, что я вытащил из кармана записную книжку, Морган вцепился в мою руку. — Оставьте это дело. Армитейдж и Райс жизни свои отдали, лишь бы остановить тот кошмар, да и мой час близок. Не ворошите прошлое!

Было ясно, что профессор больше не скажет мне ни слова о Данвиче и задерживаться у него дольше не имело смысла. И лишь в дверях он опять попросил меня не тревожить тайны прошлого, ради своего и всеобщего блага.

Тем не менее, слова профессора Моргана произвели на меня обратный эффект, лишь распалив моё любопытство. И я почти был готов к тому, что встречу его активное противодействие, так сильно он не желал, чтобы я интересовался Данвичем, не говоря уже о том, чтобы ехал туда. Но уже на следующее утро, без каких-либо препятствий, я мчался во взятом напрокат довоенном «Родстере» навстречу неизведанному. Поминутно сверяясь со старыми, не позже 1928 года, картами Массачусетса, я пытался отыскать нужную дорогу. Пару раз на пути мне попадались указатели на Дьюсбери, Кингспорт, Эйлсбери, и даже новенький на Иннсмаут, но ни одного в Данвич.

Звуки привычного мира, шум машин и голоса людей постепенно стихли и остались далеко позади, меня остался сопровождать лишь плеск бурных вод Мискатоника. Впереди раскинулась первозданная, так и не покорившаяся человеку до конца природа Новой Англии. С обеих сторон вдоль дороги тянулись чёрные лощины, то здесь, то там посреди них вздымались холмы. Вершины одних были плоскими, другие же наоборот напоминали конусы, окутанные густым туманом. Кое-где дорога проходила по самому краю глубоких оврагов, и болота на их дне представляли собой довольно мрачное зрелище. Всё это было частью Мискатоникской долины, раскинувшейся на добрую часть штата. Река, давшая название как самой долине, так и университету в Аркхеме, словно змея пронизала и оплетала своими кольцами всю территорию долины.

Я успел проехать не меньше десяти миль, когда на горизонте, куда уходила дорога, выросла стена огромных вековых деревьев Биллингтонского леса. Тогда я свернул на размытую стаявшими снегами неприметную грунтовку, которая вывела меня к ветхому деревянному мосту, крытому, какими их строили ещё в прошлом веке. Под ним стремительно неслись разлившиеся воды всё того же Мискатоника. Мне пришлось выйти из автомобиля, чтобы выяснить, смогу ли я проехать дальше. И именно тогда из-под прогнившего свода моста моему взору открылся угрюмый, вселяющий тревогу пейзаж.