Всем смертям назло - страница 64
Все в мире условно. В партизанской войне тоже был свой тыл и свой передний край. Мы, работники лесного штаба, были тылом. Передовой — партизанские «бригады», а самым, что ни на есть передним краем, вопреки уставу, считался отряд товарища К., Колин отряд.
Он имел строгий производственный профиль: подрывал поезда. Эшелоны с техникой. С провиантом. С живой силой. И еше с разной, иногда неожиданной начинкой.
По магистрали, по путям, быстрыми темпами перешитым по немецким габаритам, беспрерывно двигались железнодорожные составы.
Они везли в оккупированную зону солдат и орудия, охранные части и оборудование для крематориев, гешефтсфюреров и немецких овчарок, проституток и «тонфильмы» для немецких солдат — всю разнообразную утварь «нового порядка».
Обратно же шли поезда с мукой и салом, с битой военной техникой и окровавленной одеждой убитых солдат и офицеров, скаредно собираемой на полях сражения; с раритетами ограбленных музеев и натасканным по квартирам барахлом; с ценностями и золотыми зубами уничтоженных в лагерях, и их волосами, тщательно отсортированными и упакованными, как всякий товар, имеющий обращение на рынке.
Поезда обслуживали выписанные из Германии железнодорожники, носившие на рукаве белую повязку с надписью «Deutsche Reichsbahn» — «Германская государственная дорога» и пистолеты на пузе.
Они получали солдатский рацион, потому что рисковали как солдаты. И писали домой письма о том, что не ведомо где невидимая смерть подстерегает их.
Подходы к железной дороге тщательно охранялись воинскими частями и специальной охраной из полиции и «доверенных лиц».
Три раза в сутки сменялись секреты у линии, проводники собак сдерживали на коротких поводках звероподобных овчарок.
Вдоль железнодорожного полотна протягивалась проволока, связанная с ракетницами, механически выбрасывающими ракеты при малейшем прикосновении, или с сигнальными колокольцами.
На подступах к линии выкашивалась трава и сравнивались неровности почвы, а подальше висячие мины развешивались на кустарниках.
Перед паровозом прицеплялась платформа с песком, и контрольная дрезина выпускалась на линию впереди состава...
Но все это, проводимое с скрупулезной аккуратностью, не могло обеспечить «германскую государственную дорогу» от ужасного разрушительного действия того непонятного немцам — и оттого еще более страшного для них — явления, которое они называли «войною тьмы» и которое считали «дикарским», «азиатским», «чисто русским». Оно подымало в воздух мосты и валило под откос поезда, и казалось немцам тем неотвратимее и опаснее, чем более непонятным оно было.
Отряд товарища К. делал свое дело с основательностью, с какой в обычных условиях работает мастеровой человек, уважающий свой труд. И люди в отряде были рабочие, твердые, уверенные в себе. Почти все они до нашествия служили на железной дороге: там были машинисты, сцепщики, проводница международных вагонов и путевой обходчик Саввушка, уже седоусый, пришедший в отряд вместе с внуками.
Горячность и отвага девятнадцатилетнего командира хорошо сочеталась со спокойной смелостью его людей.
Все носили трофейное обмундирование: своя одежда истрепалась в клочья. Спарывали нашивки и лычки и напяливали на себя немецкие мундиры. И только Саввушка сумел сберечь свой рабочий костюм: черную кожаную куртку и аккуратные суконные штаны. И он надевал этот костюм, выходя с отрядом на «железку», как бы подчеркивая, что и это для него работа, прежде всего работа.
Понятно, что мы, «тыловики», были рады, когда товарищ К. прибывал в наш лесной штаб. С ним врывалось в нашу землянку горячее дыхание непокорившейся «железки».
И хотя мы сами были опалены жаром стычек с полицаями и карателями, но операции подрывников — чаще бескровные с нашей стороны, иногда даже без единого выстрела — имели для нас особый интерес и притягательность.
Но вот здесь-то и была закавыка: Коля ничего не умел рассказать толком. Да он и не хотел ничего «про это» рассказывать. «Ну, пошли. Ну, подорвали. Ну, фрицы попрыгали из горящих вагонов. Ну, по ним палить — и ходу!»
Все в таком духе. Товарищ К. не видел ничего сколько-нибудь не то что геройского, но и просто интересного в своей работе. Это была работа. Боевая? Да! Рисковая? Да! Но — работа.