Всемирный следопыт, 1925 № 07 - страница 12

Однако, в свеже-скошенном сене, в траве, в просеках основной общей мелодией, непрерывной, настоящей песнью этого вечера было пение сверчка. Последние строфы малиновки, свист соловья, жужжание насекомых, воркование горлицы, односложные перекликания жаб, раздававшиеся в тени, как звоны небольшого колокола, даже кваканье лягушек в долине, — все это по временам замолкало как бы для того, чтобы прислушаться, и начинало снова, как своего рода деревенский хор, как неправильный и причудливый аккомпанемент непрерывному пению сверчка; его кроткий, тихий, скромный голос казался голосом мрака и ночи, и в этой среде он властно царил, придавая тон, соответствующий этой поре дня, когда все остальные голоса замолкли.

Слушая сверчка, я вспомнил, что слышал его с воздушного шара на высоте более 800 метров, вспомнил также, что он говорит без голоса, что рот его немой и, что появился он на земле за несколько миллионов лет раньше самых первых певчих созданий (его появление относится к первичной геологической эпохе, тогда как первые птицы встречаются лишь во вторичной эпохе); вспоминались также сладостные часы детства, те вечерние сказки, которыми наши бабушки умели так любовно и нежно убаюкивать наши ранние детские годы в уголке у камина, под напевы сверчка; прошлое сливалось с настоящей минутой, и маленький одинокий сверчок становился мне не чужим, я прислушивался к нему, думая о тех, которых уже нет, которые покоятся на кладбищах, заросших травой, в которой сверчок по-прежнему поет.

И вот, голоса природы представились мне в своем новом свете, они заговорили на языке, который мне стал вполне понятен. Сверчок, ищущий тепла в печи булочника, предпочитающий яркий свет солнца мраку ночи, сумеречную тень или полумрак густых кустарников, постоянно воображает себя в теплой и мрачной атмосфере первобытного леса, укрывавшего его колыбель.

В ту давно минувшую эпоху, когда этот предок насекомых впервые потер свои звучные лапки в тишине зарождавшихся ландшафтов, солнце было громадно, но туманно, а земля была теплее, чем в наши дни.

Тогда не было еще ни времен года, ни климатических различий. Температура была тепловатая и постоянная, а атмосфера первых дней тепличная. До появления сверчка природа оставалась нема; сверчок и кузнечик являются патриархами пения; земная жизнь производила лишь низшие виды животнорастений, слизняков, некоторых кольчатых, паукообразных, многоногих и один класс позвоночных, а именно, рыб (и притом рыб хрящеватых, осетровых рыб с несовершенным скелетом), — целый мир глухонемых или почти глухонемых существ.

Сверчок, кузнечик, таракан, стрекоза — самые древние насекомые из всех ископаемых, остатки которых найдены в наслоениях, образованных в девонский период, предшествовавший даже эпохе необъятных угольных лесов. Этот период, повидимому, отдален от появления человека промежутком в десять миллионов лет. Высшие насекомые: нарядные бабочки, трудолюбивые пчелы, смышленые муравьи, перепончатокрылые, двухкрылые и чешуекрылые появились лишь спустя множество; столетий, по мере появления более развитых видов.

Сверчок, повидимому, первое живое существо, заставившее себя слушать. За отсутствием голоса, которого еще не существовало, он тер свои надкрылья и впервые говорил первым существам, имевшим возможность его услышать: «Я здесь!».

Голоса, как и краски, обладают тонами: одни светлые, другие мрачные, третьи — бесцветные, как бы серые; монотонный и простой звук деревенского сверчка — серый звук. Такого же тона и его разум. Простой, неспособный пускаться на хитрости, он самым наивным образом дает схватить себя. Его голос есть, повидимому, единственный его призыв и защита; при малейшем шуме он замолкает, с минуту прислушивается, и затем снова принимается трещать.

Это — как бы отклик давно минувших веков, отдаленное воспоминание прошлого. Первобытное насекомое, — сверчок передает нам всю историю природы.

Он последовательно присутствовал при всех эпохах эволюции мира.

Он был свидетелем образования материков, он видел, как несколько раз Франция выходила из вод, погружалась и снова выплывала.