Всемирный следопыт, 1927 № 02 - страница 22
Настроение тмерийцев поднялось. Сен гнусавым голосом затянул песню. Вот, что говорилось в ней:
«Давно-давно и далеко-далеко жил один храбрый охотник. Пошел этот охотник искать полосатую царицу джунглей. Знал он все тропинки, по которым ходила она к воде. Лег охотник в кустах и стал ждать. Долго ждал. Очень долго……
Не пришла царица джунглей. Не дождался охотник. Встал он и пошел искать ее в другое место. Но всегда бывает несчастье, когда зверь долго не приходит. Учуяла охотника царица джунглей, обошла его кругом, набросилась коварно сзади и растерзала его на куски. Но с’ела она только бесстрашное сердце охотника и его зоркие глаза. Остальное расклевали вороны. И когда остались от охотника одни кости, — разлетелись вороны во все стороны, и во все стороны разнесли кусочки тела охотника. И падали эти кусочки на землю и давали жизнь траве. Из травы расли цветы и деревья. На деревьях шелестели листья и качались ветки, и от этого дули по земле сильные ветры. А за ветром пришел дождь, который напоил и накормил всех: и зверей, и обезьян, и людей».
Так говорит тмерийская песня: первое, что, было на земле, это, будто бы, — расклеванное орлами тело храброго охотника.
Чжо не понравилось, как пел Сен.
— Позовите сюда Пинга, — сказал он. — Пинг хорошо споет.
Ню Пинга нигде не могли найти. Все его видели рано утром, а потом он куда-то исчез. Тмерийцы кричали, свистели, но Пинг не приходил. В конце-концов успокоились: не пропадет Пинг, вернется. Ушел искать что-нибудь вкусное.
Так и. пришлось, слушать Сена: как он ни гнусавил, — остальные пели еще хуже.
Когда уже начало темнеть, и в воздухе зажужжали первые комары, и стали плести узоры между деревьями москиты, вдруг прибежал, запыхавшись, дозорный и сообщил, что французы вошли в лес.
Тмерийцы посмотрели кругом, — на стену колючих кустарников, на лианы, протянувшиеся между деревьями, на толстые стволы пальм, — и ухмыльнулись.
— Пусть поищут!
Но на утро, не успело еще солнце осветить верхушки высоких пальм, новое донесение сообщило, что французы, по-видимому, знают, где находятся мятежники: они двигаются прямо на лагерь тмерийцев.
Темнее тучи было лицо Чжо, когда он попросил внимания и обратился к своим товарищам:
— Французы пронюхали, где мы спрятались, и они уверены, что мы попались, иначе они не рискнули бы углубляться в лес. Но узнать, где мы находимся, полковник Лебо мог только если ему кто-нибудь это рассказал. Друзья! Мы послали Шань-Фу, чтобы он принес нам освобождение. Но, как ни грустно признать, все говорит за то, что Шань-Фу нас предал. Он — французский шпион!
— Проклятие Шань-Фу! — загудели кругом. — Пусть не рождаются у него дети и пусть он не убьет никогда ни одной крысы! Чтоб он потонул в первое же наводнение!
— Подвернись он мне теперь! — проворчал Ли, потрясая кулаком. — Я его стукну промежду ушей посильней, чем он меня орехом стукал!
Чжо поднял руку. Но нелегко было успокоить возмущенных тмерийцев.
— Братья! — сказал Чжо, когда, наконец, водворилась тишина. — Предатель не достоин нашего внимания. Довольно о нем говорить. Обсудим лучше, что нам теперь делать. Французы могут быть здесь через какие-нибудь три часа. У нас только немногие имеют ножи, у французов же — карабины, и, говорят, по тропинкам они тащат за собой пулеметы. Если мы будем сопротивляться, — через десять минут от нас не останется ничего, кроме груды изрешетенных пулями тел. Что же нам делать? Сдаваться?
Тмерийцы любят шутки. Громкий хохот был ответом на этот вопрос.
— Я согласен с вами, — продолжал Чжо. — Итти самому на виселицу — чересчур уже весело. Итак, нам остается только одно: уходить дальше и держаться все время в глубине леса, так как на открытом месте французам легко будет нас перестрелять.
После короткого совещания забастовщики решили итти, в крайнем случае, на север, — к перакцам, хотя те и считаются врагами тмерийцев, но, в борьбе против европейцев, перакцы и тмерийцы — одна сторона.
Но Лебо, не менее твердо, решил сделаться генералом, и он вовсе не хотел упускать мятежников. Узнав от перебежчика о местонахождении туземцев, он построил свой батальон большим полукругом и стал оттеснять тмерийцев к тому месту, где лес вплотную подходит к скалистым отрогам Тринганских гор.