Всемирный следопыт, 1927 № 09 - страница 23

Лицо профессора было свирепо. В бороде и усах его уже заледенел снег. Лебедев не смог выдержать сильного толчка профессора и упал, увлекая за собой своего начальника. Профессор вывернулся и снова ринулся в отверстие…

На этот раз Лебедеву не удалось ухватить Кондрашева. Профессор успел уже выбраться наружу, туда, где так неистово ревела и выла метель…

Решив во что бы то ни стало спасти профессора, Лебедев, как был — без перчаток, с непокрытой головой, полез в ту же дыру. Но не успел он еще как следует нырнуть в снег, как почувствовал, что чьи-то ноги спустились ему на голову. Радостно подумав, что это профессор облагоразумился и возвращается назад, Лебедев быстро спустился обратно в коридор.

Вслед за ним, действительно, спустился и Кондрашев, но спустившись, он встал спиной к Лебедеву и уставился на отверстие. В его позе было столько недоумения, что Лебедев тоже невольно устремил свой взгляд к дыре. И как раз во-время: из дыры, на глазах у пораженных метеорологов, в туче снежной пыли вылезало большое, обледенелое существо.

Это существо вытянулось до потолка коридора и, встряхнувшись совершенно по-человечески, облегченно произнесло:

— Уф!

Землетрясение, неожиданный приход лета, дождь вместо метели, — все это меньше бы удивило наблюдателей, чем этот простой звук. Это «уф» говорило, что перед ними находится человек, настоящий живой человек, а это было совершенно необъяснимо.

Кто мог притти в такую метель? Откуда? Как через сугробы добрался он до обсерватории? Как по обледенелым скатам смог он подняться на плоскогорье?

С трудом сбросив с себя оцепенение, Лебедев крикнул, обращаясь к появившемуся из метели существу:

— Кто здесь?

И человеческий голос с сильным татарским акцентом ответил ему:

— Саид-Велли — я. Мараба! Здорово!

— Саид-Велли!? — голос наблюдателя выражал предел удивления. Он шагнул к пришедшему человеку и всмотрелся в него, но налипший заледеневший снег превращал пришельца в снежную бабу и уничтожал все человеческие очертания.

Тогда сам человек очень спокойно сказал:

— Собирайся скоро! Люди мерзнут! — и, махая руками, стряхивал с себя комья смерзшегося снега и постепенно превращался, действительно, в человека и, действительно, в Саида-Велли.

Лебедев глядел, ничего не понимая.

Саид-Велли был татарин из деревни Коккоз. В течение всего лета, раза два в неделю он с большой корзиной, полной яиц, на спине, поднимался из Коккозской долины на хребет, переходил плоскогорье и спускался в Ялту, где сбывал яйца. По дороге он всегда заходил на обсерваторию, и тоже продавал здесь несколько десятков. По самым крутым тропинкам, по которым и налегке подниматься трудно, этот татарин поднимался чуть ли не бегом с двухпудовой корзиной на спине. Но зимой он, конечно, не мог ходить через Яйлу, и оставался у себя в Коккозах.

Его появлением в такую погоду метеорологи были так удивлены, что долго ничего не могли осмыслить из того, что говорил им татарин. Только когда Саид-Велли уже раз пять повторил свои слова, наблюдатели получили обратно дар речи, и Лебедев спросил:

— Что ты болтаешь? Какие люди? Где мерзнут?

— Два человек… Там! На дороге! — ответил татарин и махнул рукой в ту сторону, откуда шла буря.

— Как ты пришел сюда? — осторожно просил Кондрашев.

— Вот так! — и татарин замахал руками и головой, затопал ногами, показывая, как он пробирался через снег.

Раньше других пришел в себя Ибрагим. Он все еще держал в руках швабру, и теперь стал водить ею по Саиду-Велли с таким увлечением, точно перед ним был не человек, а крепкий чурбан.

Счищая с него снег, Ибрагим сделал маленькое открытие: на спине Саида-Велли оказалась его круглая корзина, полная яиц. С двумя пудами на спине этот татарин прошел через плоскогорье увязая в сугробах, борясь с ветром, и благополучно добрался до обсерватории!

Опять широкими глазами оглядывали наблюдатели человека из метели, и опять тот еще и еще повторял, что дело не в корзине, а в тех людях, которые замерзают там, в снегах. А корзина — только потому, что, когда он вышел из Коккоз, было тихо, и он думал, что и на горах то же самое, а здесь оказался маленький, совсем маленький ветерок. Ну, а ко