Всемирный следопыт, 1928 № 08 - страница 15
21 мая мы вылетели, держа курс по направлению к Северному полюсу. Теперь, когда мы были уверены, что на будущий год сможем вполне безопасно перелететь с материка на материк, мы решили настоящий полет превратить в продолжительное путешествие с исследовательскими целями. Мы намеревались тщательно изучить ледяной покров до самого полюса, обращая внимание главным образом на то, где удобнее всего снизиться. Не исключалась возможность, что мы откроем и новую землю, так как эта часть полярного моря была еще не исследована.
На каждом аэроплане было горючего на 2600 километров пути.
Когда мы достигли 88° северной широты, то-есть отлетели на 1000 километров, то в первый раз увидали под собой открытую воду. Чтобы убедиться, что не было никакого оптического обмана, мы спустились возможно ниже над водой. Задний мотор на № 25 стал плохо работать, и нам оставалось снизиться. Полынья, на которую мы спустились, производила впечатление водной площади, специально приготовленной для спуска. Спуск прошел благополучно. Наш аэроплан стукнулся о лед на другом конце полыньи, но, к счастью, быстрота его движения к этому моменту настолько уменьшилась, что это не причинило ему вреда.
Вскоре вода в полынье, на которую мы опустились, начала замерзать. Через шесть часов после спуска она окончательно замерзла. Однако нам удалось высвободить аэроплан из ее ледяных объятий.
Положение наше было, тем не менее, весьма опасно. Мы находились в 1000 километрах от населенных мест, на льду, с аэропланами, выстроенными для спуска на воду, при чем мотор аппарата № 25 совсем сломался, и провизии у нас оставалось лишь на три недели…
Наше спасение заключалось в том, чтобы разместить весь экипаж на № 24 и попробовать подняться. Даже при самых лучших условиях это было бы нелегким делом, принимая во внимание, что экипаж № 24 увеличился вдвое. К тому же, условия были далеко не идеальные. Вместо……того чтобы подыматься с воды, как того требовало устройство кузова аэроплана, нам приходилось подыматься со льда, и не гладкого, как каток для конькобежцев, а чрезвычайно неровного, — ледяные торосы всевозможной величины и формы в величайшем беспорядке были нагромождены друг на друга.
Нам ничего не оставалось, как попробовать разровнять такую ледяную поверхность, на которой можно было бы раскатиться и взлететь.
Как сумасшедшие, работали мы в течение 24 дней. Это была подлинная борьба со смертью, так как гибель от голода очень легко могла пресечь нашу работу. Одним словом, мы съедали в сутки 225 граммов пищи. Каждое утро мы выпивали немного теплой воды с распущенным в ней кусочком шоколада и съедали три овсяных галеты. К обеду мы получали по чашке пеммиканового супа, на ужин съедали еще по крошке шоколада и следующие три Галеты. Само собой разумеется, мы страдали от голода. Однако удивительно, как хорошо, при такой скудной пище и несмотря на тяжелый физический труд, сохранялись наши силы!
На 24-й день нам удалось, наконец, устроить более или менее ровный аэродром длиною в 500 метров; Теоретически, чтобы подняться, № 24 требовал, по крайней мере, 1500 метров открытой воды, но мы не смогли разровнять более 500 метров. Это пространство заканчивалось обрывом в небольшую полынью, лежавшую на один метр ниже и шириною не более 4–5 метров. На другом конце полыньи высилась ледяная глыба в 150 метров в диаметре с торчащим вверх, по крайней мере — метров на шесть, острым ледяным торосом. Ее мы, конечно, не смогли сдвинуть с места. И без того за эти 24 дня мы удалили с площадки 500 тонн льда!..
В свободные от этой работы часы мы спали или производили наблюдения — астрономические, метеорологические и океанографические. Измерения глубины окончательно убедили нас, что поблизости не было твердой земли. Эти измерения были выполнены по новой гениальной немецкой системе, при чем весь прибор весил немного больше килограмма.
Система эта была основана на принципе эхо. Две дыры пробуравливались во льду, и в одну из них опускалась проволока, к верхнему концу которой прикреплялся очень чувствительный микрофон; Один человек слушал у этого микрофона, в то время как другой опускал взрывчатый снаряд во вторую дыру. При этом применялись часы, останавливавшиеся от сотрясения при взрыве и определявшие таким образом точный момент взрыва и его эхо. Звук взрыва передавался через воду морскому дну и тем же путем посылался обратно на поверхность, сообщаясь и телефону, связанному с опущенной в одну из дыр проволокой… Этим аппаратом мы сделали два измерения, и оба показали глубину приблизительно в 3600 метров. Само собой разумеется, вблизи такой глубины не могло быть земли.