Всеволод Большое Гнездо - страница 9

В том же 1158 году Андрей заложил новые крепостные сооружения Владимира, значительно превосходившие своими размерами и мощью прежние, поставленные за полвека до него Владимиром Мономахом. Золотые и Серебряные ворота «Нового города», надвратная церковь во имя Положения ризы Пресвятой Богородицы над главными, въездными воротами, прочие храмы и монастыри — всё это должно было сделать стольный город Андрея Боголюбского своего рода «новым Киевом». Но по замыслу князя Владимир должен был не просто повторять старую столицу Руси, но затмить её своим великолепием, а в итоге заменить в роли главного, стольного города всей Русской земли. Андрей задумывался и об учреждении во Владимире собственной отдельной епархии — причём сразу же в статусе митрополии. Правда, добиться этого ему не удалось.

Нельзя сказать, что то бурное строительство, которое князь затеял в «младшем» городе княжества, а особенно его намерение перенести сюда княжеский стол пришлись по душе жителям старых княжеских городов. А ведь именно они приглашали Андрея на княжение к себе. «Ростов есть старой и болшей град и Суждаль; град же Владимерь пригород наш есть» — такие слова ростовцев и суздальцев приводит книжник XVI века^>13. Жители Ростова и Суздаля даже и после смерти Андрея будут смотреть на Владимир как на свой «пригород», а на обласканных князьями владимирцев — как на своих «холопов»: «каменосечцев, и древоделов, и оратаев» — со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Андрею поначалу приходилось считаться с подобными настроениями. Но пройдёт всего несколько лет — и он подавит всяческие проявления какой-либо оппозиции своей власти. Спорить с ним не решится никто — ни во Владимире, ни где-либо ещё в пределах досягаемости его власти. Диктовать свою волю — причём властно, не допускающим возражений тоном, в форме приказа — Андрей будет даже князьям, таким же Рюриковичам, как он сам. Что уж говорить о его подданных или младшей братии! О том, к каким жестоким методам расправы над неугодными могли прибегать в те времена в Суздальской земле, свидетельствует летописный рассказ о преступлениях «лжеепископа» Феодора (или Федорца), ставленника Андрея, который иным «дорезывал» головы и бороды, иным «урезал» языки, а иных распинал на стенах и вообще мучил «немилостивне». И хотя его чудовищные преступления были исключением из правил, какое-то время князь закрывал на них глаза — видимо, считая жестокость своего епископа оправданной. Да и вообще, та идиллическая картина княжения Андрея Боголюбского, которую можно увидеть в рассказах Суздальской летописи, в Сказании о чудесах Владимирской иконы Божьей Матери и других памятниках, вышедших из-под пера владимирских книжников той поры, несомненно, отражает лишь одну сторону взаимоотношений князя с его подданными.

Как любой правитель авторитарного типа, Андрей не терпел прекословия и инакомыслия — и более всего в своём ближайшем окружении. Члены княжеского семейства, влиятельные бояре отца, церковные иерархи — всё это как раз и были те люди, которые могли иметь собственные взгляды на происходящее, отличные от взглядов самого Андрея, и к их слову могли прислушиваться другие. Подобное никак не устраивало владимирского «самовластца».

Так, Андрей сильно не ладил с церковными иерархами, формально находившимися вне его власти. Он трижды (!) изгонял из княжества ростовского епископа грека Леона, поставленного на кафедру в 1158 году вместо изгнанного же из Суздальской земли епископа (и тоже грека) Нестора. Когда по настоянию церковных властей Киева и Константинополя Леон был возвращён в Суздальскую землю (уже во второй раз!), Андрей принял его, но велел пребывать в Ростове, «а в Суздале не дал ему сидеть» — и уж тем более не позволил находиться рядом с собой во Владимире, новой столице княжества. А всего четыре месяца спустя вновь прогнал его из своей земли, разойдясь с ним в толковании некоторых важных для себя церковных правил. Ставленник Андрея «лжеепископ» Феодор (тот самый, о зверствах которого поведал летописец) тоже не оправдал ожиданий князя. К тому же он не получил признания ни в Киеве, ни в Константинополе — а потому был отставлен Андреем и отправлен на церковный суд в Киев, где подвергнут мучительной казни («…тамо его осекоша, и языка урезаша, яко злодею еретику, и руку правую отсекоша, и очи ему выняша» — как видим, нравы в Киеве были ничуть не гуманнее, чем в Суздале или Владимире). Тем более могло достаться от князя тем из бояр, которые не одобряли новшества в его политике. А к их числу в первую очередь принадлежали «передние мужи» его отца — старые бояре князя Юрия Долгорукого, претендовавшие поначалу на главные роли и в окружении Юрьева сына.