Вслед кувырком - страница 16

— С чего бы я стала играть в эту игру для ботанов! — говорит сейчас Эллен. — Да еще на людях!

— Нет, ты послушай.

Дядя Джимми наклоняется вперед, затягивается табачным дымом, расправляя руки и ноги, обкрученные вокруг дивана — как паук в душевой кабинке реагирует на дрожь паутины. Черная футболка «Игрушки на чердаке», черные джинсы, черные кроссовки на толстой подошве, длинные черные волосы до плеч, впалые щеки и острый подбородок припудрены черной щетиной (которую он каждое утро сбривает опасной бритвой в каком-то кровавом ритуале, за которым Джек завороженно следит) — не зря Билл его прозвал Икабодом Крейном[5] Нижнего Ист-Сайда. И только серебряный проблеск медальки со святым Христофором, которую он носит на шее на тонкой серебряной цепочке, нарушает эту едкую цветовую гамму. Сзади (или спереди, если пряди волос задувает ему на лицо), когда он шагает, крадучись, по улицам деревни в потрепанной кожаной черной куртке, дядю Джимми обычно принимают за Джо Рамона, и даже незнакомцы весело кричат ему: «Габба-габба-хей!»

— Я имею в виду — сыграть по-настоящему, — говорит он.

— По-настоящему? — Джилли не скрывает скепсиса.

— Именно. Без костей, без графленой бумаги, даже без книги правил.

— А чем же тогда играть?

Он затягивается поглубже и объясняет — слова слетают с губ с кольцами дыма:

— Вот про это я и говорю: воображения нет. Тем, что вокруг нас, Джилли. И тем, что здесь. — Он стучит себя по лбу. — Что еще надо?

— Он имеет в виду — притворяться, — высказывает предположение Джек, поднимая глаза от букв.

— Да понятно, — морщится Джилли. — Только чем притворяться-то? В смысле, в «Мьютах и нормалах» все время идет охрененных масштабов война. Цивилизация погибла. Сотни миллионов людей погибли от генетически модифицированных вирусов и прочей дряни. И вот остались выжившие. Некоторые из них по-прежнему люди, а другие стали мутантами — эйрами, шахтами, прочей такой нечистью, — и у мутантов ихние сверхсилы. Они умеют летать, или они сверхбыстрые, сверхсильные, или умеют подчинять тебя мысленно и заставлять делать все, что захотят.

— Да понятно! — перебивает Джек, сравнивая счет.

Джилли кидает на него недобрый взгляд.

— Так вот, на случай, если ты не заметил, дядя Джимми: тут войны нет. Ни у кого нет таких сил. Конечно, в игру играть весело и так далее, но в убежище мы никаких мьютов не найдем. А найдем тех самых загорелых и жирных хамов, которых каждый день видим на пляже.

— Ну, и местную разновидность реднеков, — добавляет Эллен. — Их не забудь.

— Ага, еще и их.

— И любой из них может быть мьютом, — говорит дядя Джимми. — Не вижу, почему это так трудно понять.

— Но в «Мьютах и нормалах» мьюты на людей не похожи. Ну, почти все не похожи.

— А я разве не сказал: «без книги правил»? Это не будут «Мьюты и нормалы», ну, или будет новая версия.

Он выбрасывает окурок в пустую бутылку от «Будвайзера», которую использовал вместо пепельницы. Окурок гаснет в опивках, коричневое стекло заволакивается дымом. Джек замечает в глазах дяди Джимми похожий оттенок, будто в них клубится тот дым, что он вдыхал. Глаза эти блестят оживлением, когда дядя Джимми вытаскивает из пачки «Марльборо» рядом с бутылкой очередную сигарету и прикуривает от красной биковской зажигалки, тоже лежащей под рукой, на полном словаре Вебстера.

— Ага, в этой игре мьюты выглядят с виду нормально, но внутри у них началась перемена, стали развиваться паранормальные способности. Телепатия там, телекинез, ясновидение, прочее в этом роде. Потом они начнут меняться и физически, превращаться в эйров и шахтов, салмандеров, тельпов и руслов. Но пока еще нет. Сейчас нормалы численно превосходят мьютов в отношении… ну, скажем двадцать к одному. Потому мьюты вынуждены прятаться, маскироваться, — таким образом они смогут победить нормалов поодиночке. Если надо, они будут убивать, но предпочитают подчинять — в смысле, захватывать разум. Им, понимаете, рабы нужны. Вот они и залезают людям в голову и превращают их в зомби, марионеток на ниточках. А если убивают, то так, чтобы это выглядело как несчастный случай, или ненамеренный смертельный удар в драке, или как нападение бандита, или как самоубийство. Но ничего экстраординарного, ничего такого, что не происходит сотни раз за день. И потому никто не подозревает правды — только мы.