Всплыть на полюсе! - страница 7

Только ее фотографии, множество фотографий, которые нашел Максимов, украшали стены. В редкие минуты забегая домой, Максимов разглядывал каждую фотографию, будто ждал, что она заговорит с ним, что-то скажет… Иногда в комнату селились офицеры, командированные из Москвы для изучения боевого опыта, или военные корреспонденты — постоянные гости моряков, и все оберегали фотографии, зная, как они дороги хозяину дома.

Сейчас он вернулся на корабль, пообедал, лег отдохнуть и услышал долгий телефонный звонок. В трубке раздался, как всегда, почему-то хриплый, скрипучий голос начальника штаба ОВРа:

— Михаил Александрович, принимай нового командира на двести пятый…

— С удовольствием…

— Да не откуда-нибудь — из Америки прибыл… Зайцев, Петр Сергеевич.

— Знаю…

— Откуда тебе известно?

— Мы до войны вместе служили.

— Тем лучше! — И начштаба повесил трубку.

Максимов поднялся, надел китель и стал наводить порядок в каюте, нетерпеливо ожидая Петра. И вот он вошел, в своем щегольском пальто и фуражке с целлофановым чехлом. Как положено, взял руку под козырек и чеканным голосом произнес:

— Капитан третьего ранга Зайцев прибыл для дальнейшего прохождения службы.

Максимов стоял улыбаясь.

— Для начала снимай свое заграничное одеяние.

— Понимаешь, Миша, прихожу в отдел кадров, меня сразу спрашивают: «Хотите к Максимову на тральцы?» Я сказал: «Откуда вы знаете, что именно к нему и хочу?» Они говорят: «Мы все знаем!» И как видишь, решилось, к нашему обоюдному удовольствию…

— Я очень рад.

Максимов смотрел в широкое лицо с темными, сдвинутыми у переносицы бровями, под которыми искрились все те же озорные Петькины глаза.

— Разреши тебе сделать маленький заморский подарок.

Зайцев извлек из внутреннего кармана пальто и протянул бутылку вина. Максимов с интересом рассматривал красочную этикетку.

— Ого! Шерри-бренди, — прочитал он. — На Западе считается самое лучшее вино.

— Не знаю, лучшее ли, во всяком случае, самое дорогое.

Они сели, и Петр, попросив разрешения курить, набил трубку, пустил в потолок голубые колечки дыма и слушал долгий и, трудный для Максимова, рассказ об Анне.

— Да, война разбросала всех, — в раздумье сказал Петр. — Если живы будем — все встретимся…

— Будем надеяться. А теперь, Петр, потолкуем о другом, более важном, — сказал Максимов. — Тебе когда-нибудь приходилось командовать кораблем?

— Перед Америкой три года на тральщике помощником трубил.

— Значит, дело знакомое!

— Знакомое. Правда, обстановку плоховато знаю. Вас куда чаще всего посылают?

— Повсюду гоняют… — Максимов провел рукой по синеве карты Баренцева моря. — Вон куда забираемся, видишь? У острова Медвежий союзников встречаем и порожние транспорты туда-обратно конвоируем…

Зайцев смотрел то на карту, то на Максимова.

Второй час они сидели друг против друга, один — в кресле за письменным столом, другой — на хрупком складывающемся стулике, покрытом куском ковровой дорожки, и говорили почти беспрерывно, останавливаясь только для того, чтобы налить в стаканы и выпить шерри-бренди.

— У тебя никто из наших общих знакомых не служит? — с любопытством спросил Зайцев.

— Есть одна личность.

— Кто именно?

Максимов уклонился:

— Придешь к себе на корабль, узнаешь…

Выпивая за встречу и за успех совместной службы, Максимов не преминул напомнить, что борьба за повышение боевой готовности, о чем ратовал командующий флотом еще задолго до войны, не прошла даром: Северный флот не был застигнут врасплох и в первые, самые трагические дни не потерял ни одного боевого корабля.

Зайцев, хорошо знавший Максимова, счел странным его оживленность и разговорчивость, потому что в прежние времена Михаил слыл за человека неторопливого, основательного, не терпящего лишней суеты. Правда, он любил, когда люди собирались вместе и были веселы, но сам держался при этом в стороне, больше слушал и мало говорил.

Во время войны, незаметно для других, в Максимове происходила большая внутренняя работа: война сталкивала его лоб в лоб с разными людьми, ставила не раз в безвыходные, трудные обстоятельства. Три года войны оставили в душе массу впечатлений, какую не дает иногда целая человеческая жизнь…