Всплытие - страница 6

стр.

— Стоп принимать, — скомандовал Несвитаев. Из трюма слышалось пыхтение матроса, закрывающего кингстон, но урчание воды не прекращалось, усиливалось.

— Стоп принимать! Закрыть кингстон! — почти в унисон крикнули три офицера.

— Не закры-ыва-ется! — донесся снизу натужный голос трюмного машиниста.

Лодка быстро погружалась. Врывающаяся в нее вода уже не урчала, она шипела, грозно гудела, будто захлебывалась в злобном торжестве.

Белкин прыгнул в трюм, Несвитаев, не думая, автоматически, запустил осушительный насос, хотя и знал о его неисправности, одновременно рванул клапан на продувание балластных цистерн. Но было уже поздно: резкий треск — это пошли рваться балластные цистерны, которые в те времена размещались на лодках внутри прочного корпуса.

— Глубина пять сажень... шесть... семь, — срывающимся голосом все быстрее и быстрее докладывал квартирмейстер Сорокин.

Андреев и Несвитаев, не сговариваясь, лихорадочно отворачивали по обоим бортам стопора сброса аварийного балласта в пять тонн. Поможет ли? Поди, «Лосось» засосал в себя уже с десяток тонн воды. Аварийный стопор заклинило где-то посредине. «Сегодня все против нас», — тоскливо мелькнуло у Несвитаева.

Весь экипаж сознавал, что обречен, но паники не было. Дрожащие губы шептали молитву заступнику моряков, Николе, но руки не мельтешили в крестном знамении — каждая пара судорожно вцепилась в то, за что ей надлежало держаться по погружному расписанию.

А море с ревом врывалось внутрь аварийной субмарины, и «Лосось» в полном соответствии с законом Архимеда шел ко дну. Дифферент{1} резко увеличивался на корму. Толчок — и лодка пошла валиться на ровный киль: грохнулись на дно. Вода из кормового отделения хлынула теперь в нос, яростными кобрами зашипели залитые оксилитовые шашки{2}. «Если морская вода попадет в аккумуляторы — нам крышка, задохнемся от хлора, даже при условии, что у подволока останется приличная воздушная подушка», — отметил про себя инженер.

Мысль Несвитаева лихорадочно работала: он не главный на лодке, но он инженер, он должен, обязан что-то придумать, обязан! — порывисто перевел дыхание... он дышит?., дышит... воздух! А если дать воздух внутрь лодки?!

Несвитаев рванулся к воздушному клапану. «Если и этот заклинит, вырву зубами!».

Клапан открылся легко. И в полузатопленную братскую могилу резко ударила тугая струя, воздуха под давлением двести атмосфер. В его яростном звоне потонули все остальные звуки, уши сразу заложило колючей ватой, в голове что-то хрустело, глаза лезли из орбит.

Схлестнулись две стихии, вода и воздух, сила давила грудью на силу и побеждала большая. Вода еще продолжала поступать, но уже медленнее, вот она остановилась и — не верилось глазам — пошла вниз! Воздух упругими своими ладошками выталкивал из захлебнувшегося «Лосося» разбойно вторгшееся море.

А Несвитаев, вместо того чтобы смеяться, туповато уставился на Белкина, стоящего по грудь в воде: только что тот нырял с головой, а усы у него по-прежнему торчат вверх пренахально — как это он, чертяка, достигает?

Облегченный «Лосось» стремительно рвался из подводных хлябей наверх, к солнцу. Вот он подскочил над морем чуть не до киля, ухнул на сажень вниз, снова подскочил — и закачался, успокаиваясь, — черный, гладкий, блестящий, как вынырнувший кит. Под брюхом у него что-то лязгнуло: то соскочившая со штока тарелка сама села в гнездо, и зловредный кингстон закрылся. А внутри лодки, куда никогда не заглядывало солнце, будто солнечный луч высветил на гипсовых масках вынырнувших из преисподней водяных чертей жалкие, вымученные улыбки.

Современный подводник улыбнется: эка невидаль, воду воздухом вытолкнули — хрестоматия! Но в те времена нужно было в разных морях утопнуть полдюжине субмарин, прежде чем на русском «Лососе» впервые догадались применить сжатый воздух для борьбы с водой.

Белкин, хлюпая разбухшими штиблетами, метнулся по трапу вверх. Не дожидаясь, покуда отравится избыточное давление, отдраил люк. Хлоп! — пробкой из бутылки шампанского выбросило его воздухом из шахты люка — чудом шею не свернул. Ошалело глянул в синее небо, жадно глотнул терпкую свежесть зимнего морского воздуха, блаженно закатил глаза и, выдробив каблуками по железу бешеную чечетку, замысловато выругался (надо отдать ему должное — выругался в свой адрес). Провентилировав таким способом свою душу, глянул вниз, увидел в люке кудлатую голову Андреева.