Вспоминаем по команде — раз, два, три! (без илл.) - страница 5

Надо отметить, что жизненная и карьерная траектория самого Ф. Фюре типична для западного интеллектуала. В 1947 году на волне послевоенного антикапиталистического движения он вступил в компартию (французскую), но в 1959 году покинул её — после «секретного доклада» Хрущёва на XX съезде КПСС и событий в Венгрии в 1956 году. С другой стороны, во время войны в Алжире он почему-то не совершил подобного жеста, то есть не отказался от французского гражданства. По мере работы на истеблишмент, от компромисса к компромиссу докатился до оголтелого антикоммунизма, принялся «развенчивать» марксизм. Несмотря на то, что в марксизме Фюре разбирается слабо[22], его «разоблачительные» работы охотно печатают буржуазные издательства.

Сознание Пьера Нора тоже удивительно похоже на сознание постсоветских либералов — он даже с почтением упоминает «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, что вполне объяснимо контрреволюционной эпохой, в которой застряло их сознание. Совершенно в духе пропагандистов ельцинского режима Пьер Нора объявляет об «идейном крахе марксизма» и, подобно последним, он совершенно не способен объяснить, в чём же этот «крах» заключается.

Вместо этого он призывает заняться бессмысленным и бессистемным сбором любых свидетельств о настоящем для потомков. «Мы не знаем, что нужно будет знать о нас нашим потомкам, чтобы разобраться в самих себе. И эта невозможность предвидеть будущее, в свою очередь, ставит перед нами обязательство благоговейно и неразборчиво собирать любые видимые знаки и материальные следы, которым предстоит (может быть) стать свидетельствами того, что мы есть или чем мы были».

Если прежде историки пользовались разными источниками – письменными, в том числе официальными (законодательными актами, статистическими документами, деловыми документами, судебными делами, дипломатической перепиской и т. п.), и личными (переписка, мемуары, дневники, художественная литература исторического характера), данными археологии, этнографии, лингвистики и других дисциплин, то Нора призывает сузить этот объём до единственного источника информации — личных документов. Хотя эти документы являются самыми необъективными: память обманчива, в личных воспоминаниях людям свойственно забывать, путать, намеренно искажать факты[23]. Вот почему историческая наука требует привлекать всю совокупность источников, сравнивать их, проверять и перепроверять информацию, чтобы выстроить адекватную исторической реальности картину прошлого и с её помощью понять закономерности функционирования человечества в качестве социального организма.

Таким образом, Нора, подменяя исследовательскую деятельность набором субъективных точек зрения (а субъективный взгляд на вещи есть даже у клинического идиота), выступает как сознательный разрушитель исторической науки. Хаотичным и бессистемным накоплением отрывочных сведений о прошлом Нора стремится доказать свою беспристрастность исследователя. Однако благодаря вышеприведённым доказательствам легко догадаться, что отбор исторических свидетельств, ведущийся под флагами «торжества памяти», мягко говоря, тенденциозен. Подобным образом поступают многие современные интеллектуалы.

Например, почётный доктор гуманитарных наук Кентского университета Энтони Бивор, рассказывая в книге «Падение Берлина» о зверствах Красной армии на отвоёванных у нацистов территориях, заявляет о 15 миллионах изнасилованных советскими солдатами немок. А одну из статей в «The Guardian» он без затей назвал «Они изнасиловали всех немок в возрасте от 8 до 80 лет»[24]. При этом автор пытается прикрыться позицией беспристрастного собирателя воспоминаний о прошлом: якобы все те мерзости, которые он описывает, Бивор взял из рассказов очевидцев, а не из британских фильмов ужасов.

Причём, если бы Э. Бивор и десятки ему подобных «историков» потрудились заглянуть в исторические документы[25], коих и в России после 1990 года было опубликовано предостаточно, у них получились бы совсем иные и далеко не сенсационные цифры. Да, как и на всякой войне, на завоёванных территориях происходили эксцессы: изнасилования, грабежи, убийства, но эти преступления карались по законам военного времени, поскольку были невыгодны, прежде всего, самим победителям — разлагали армию и подталкивали местное население к сопротивлению.