Вспомним мы пехоту... - страница 8

Однажды вечером в комнату для самостоятельных занятий зашел Борисенков, подсел ко мне.

— Как дела, товарищ Мошляк? Трудновато вам?

Я смутился, не зная, что ответить. Скажешь, что трудно, что не усваиваешь кое-какие разделы программы, могут отчислить в стрелковый взвод. Но все же язык не повернулся соврать.

— Так точно, трудно, товарищ командир. Русский язык плохо знаю да и в математике слаб.

Борисенков помолчал, что-то соображая. Затем сказал:

— Давайте сделаем так, товарищ Мошляк. Через час зайдите ко мне, я вам подготовлю задания по русскому языку и математике. Придется вам параллельно с программой пройти общеобразовательный курс, иначе у вас ничего не получится.

Борисенков жил тут же, при полковой школе, и с того дня я почти каждый вечер бывал у него. Он давал мне задания, объяснял непонятное, помогал заниматься. Все это он делал весело, с шуткой, по-товарищески, так, что я чувствовал себя непринужденно и свободно. Дружба с командиром окрыляла меня. Хотелось быть достойным ее.

Я и раньше знал, что Красная Армия — это армия нового типа, в которой дисциплина — подчинение младшего по званию старшему — основывается на высоком сознании бойцов и командиров, на понимании ими своего воинского долга, но теперь я убедился в этом на собственном опыте. Новый тип отношений в нашей армии стал той силой, которая в дни Великой Отечественной войны, в самые тяжелые моменты помогала сплачивать бойцов и стоять насмерть.

В то нелегкое время страна ничего не жалела, чтобы обеспечить Красную Армию всем необходимым. Любовь народа к своей армии была безгранична, и мы ее постоянно чувствовали. Она проявлялась даже тогда, когда мы строем проходили по улицам города. Прохожие останавливались на тротуарах, махали нам руками, девушки дарили цветы, восторженные мальчишки бежали следом.

Окруженные всеобщим почетом, уважением и любовью, мы не могли не проявлять рвения в делах службы, и примером в этом нам были наши командиры. Для меня в первую очередь Борисенков. Родом из Москвы, он закончил девятилетку и Омское пехотное училище имени М. В. Фрунзе. Образованность, прекрасное знание военного дела, природный ум, умение расположить к себе людей делали его отличным командиром.

— Нет ничего хуже для командира, чем обнаружить перед бойцами свое невежество в военном деле, — говорил он. — Это уже, считай, командир только по петлицам, а не по сути.

Для меня, вчерашнего батрака, Борисенков, человек столичный, образованный, был настоящим кладезем мудрости. И я черпал ее полными пригоршнями.

Из всех разделов военной пауки особенно увлекало Николая Павловича снайперское дело. По этому вопросу он перечитал массу литературы, отечественной и иностранной. Сам Борисенков стрелял отлично. Поражало меня то, что целился он не зажмуривая левого глаза. Следуя этой методике, я за год научился стрелять так, что заслужил его похвалу.

Со временем наши дружеские отношения окрепли, и, когда мы находились во внеслужебной обстановке, стирались всякие грани субординации. Я называл Николая Павловича батькой, а он в ответ посмеивался: вот нежданно-негаданно обзавелся взрослым сынком. А я на самом деле видел в нем второго отца, человека, открывшего мне мир военной науки, привившего любовь к воинской службе. Так на всю жизнь и остался он для меня батькой, всю жизнь я испытывал к нему сыновнюю почтительность, хотя старше меня он был всего лишь на три года.

Весной 1931 года наш набор закончил полковую школу. Я сдержал слово, данное Борисенкову, — все предметы сдал на отлично. Он радовался этому, казалось, больше, чем я. Особенно доволен Николай Павлович был моими результатами на зачетных стрельбах, где я занял первое место.

— Понимаешь, Иван, — объяснял он мне свою радость, — в работе с тобой у меня получается высокий КПД — девяносто процентов затраченной энергии идет впрок…

После выпуска по представлению Борисенкова и начальника полковой школы Аксенова мне дали не два, а три треугольника в петлицы и оставили при полковой школе помощником командира первого взвода, в котором еще недавно я числился рядовым.

Я держу в руках любительскую фотографию тех лет. На ней снят комсостав полковой школы вместе с командованием полка. На меня смотрит моя молодость — крепкие парни в гимнастерках и портупеях, мои товарищи и начальники: командиры взводов Степанченко, Петкевич, Борисенков, Кучерявенко, Красовский, Долгов, старшина Воскобойников, начальник школы Аксенов, командир полка Самсонов, комиссар полка Шудров, секретарь партбюро полка Гурьев. Это все замечательные люди, и я благодарен судьбе за то, что мне довелось служить вместе с ними.