Вспышка. Книга 2 - страница 25

– Я знаю. – Улыбка на его лице стала шире, когда он кончиками пальцев утирал ее слезы. – Мне ли этого не знать?

– Дэни… – На ее лице появилось испуганное выражение.

– Гммм?

– Ты обещаешь быть осторожным? Обещаешь не делать никаких глупостей?

Он рассмеялся.

– А как же иначе? Я же должен вернуться, правда? Мы веда еще должны сдвинуть горы, родить еще детей. И мы не можем терять ни одного мужчины, женщины или ребенка, если хотим претворить в жизнь мечту Герцла о государстве для евреев. – Он уверенно усмехнулся, сверкнув белыми зубами. – Со мной ничего не случится до тех пор, пока наш дом не будет полон ребятишек.

У нее заныло сердце. Когда он улыбался, то выглядел таким молодым, таким хрупким. Кости, мышцы, органы, кожа человека – все это такое непрочное.

В ту ночь, так же, как и в другие три ночи, оставшиеся до его отплытия, они предавались любви с какой-то яростной страстью, как если бы им было необходимо доказать, что они сильны, крепки и полны жизни.

Четыре дня спустя Дэни отправлялся в Хайфу, чтобы подняться на борт британского фрегата, направлявшегося в Англию. Тамара вместе с детьми поехала с ним. Никогда еще она не чувствовала себя такой несчастной, как во время этой поездки. Отсчет времени, которое они могли провести вместе, уже шел на часы. Даже близнецам, казалось, передались ее страхи, и они вели себя непривычно тихо.

Зрелище, которое предстало ее взору, когда они добрались до причала, удивило ее. По меньшей мере двести молодых евреев-добровольцев ожидали посадки на тот же корабль. По их веселому оживлению было видно, что они рады предстоящему отъезду. Провожавшие их мужчины и женщины всех возрастов толпились рядом, раздавая цветы и стаканы с вином. Музыканты исполняли национальные песни, а некоторые, особо возбужденные пары, взявшись за руки, невзирая на нещадно палящее солнце, плясали импровизированный hora.[3] Тамара с изумлением взирала на все это. Понимание того, что многие из этих мужчин могут не вернуться, казалось, никак не омрачало их ликования.

Гордость переполняла ее сердце. Она взглянула на Дэни. Как ни стремились поселенцы обрести свободу и сбросить британское иго, многие из них были готовы, позабыв обо всех разногласиях, направить цвет нации сражаться против Гитлера бок о бок с англичанами. Они понимали, что это сейчас самое важное.

При виде этого волнующего зрелища у Тамары комок застрял в горле, ее охватила гордость за то, что она еврейка.

Когда подошло время Дэни садиться на корабль, она закусила губу и постаралась сдержать слезы, но все было тщетно. «Стоит кораблю отдать швартовы, он уйдет от меня, окажется во власти безликих генералов и безымянных стратегов, превратится в мишень для множества пуль и снарядов и Бог знает каких еще других ужасных сил и, может быть, никогда не вернется. Может случиться так, что я никогда не смогу снова обнять его».

Слезы ручьями катились из ее глаз, когда они стояли, в последний раз сжимая друг друга в объятиях, и теплый морской ветер теребил им волосы.

– Я буду молиться за тебя, Дэни, – прошептала Тамара. Она пристально смотрела в его глаза, гладя его по лицу, как бы желая на ощупь запомнить черты мужа. – Исполни свой долг, но только не оставляй меня вдовой, – нежно молила она его на иврите.

Он неожиданно откинул назад голову и рассмеялся.

– Я вернусь живой и невредимый, и очень скоро. Подожди и сама в этом убедишься. Один праведный еврей стоит десяти тысяч нацистов. Мы этим немцам покажем. Гитлер и не поймет, что его сразило. Ты не успеешь оглянуться, как война кончится.

Война тянулась мучительно долго, и, казалось, ей не будет конца. Дни были длинными, а ночи невыносимо пустыми. Тамара чувствовала себя вдовой. После отъезда Дэни в ее жизни образовалась пустота, схожая с тем ужасным одиночеством, которое охватило ее после смерти Луиса. Если бы не повседневный беспрерывный труд, которого требовала от нее жизнь в общине, она бы сошла с ума. Но даже эти часы, заполненные тяжким трудом, не могли занять все ее время. Она заботилась о близнецах, играла с ними, вычищала до блеска дом, организовывала театрализованные представления для живущих в поселке детей, совершенствовала знания иврита, залпом прочитывала все книги, какие только могла достать, вела дневник, каждую неделю писала длинные письма Дэни и помогала всем семьям, которым могла пригодиться ее помощь. Она была согласна делать все, что угодно, лишь бы занять чем-то свои мысли и на время отвлечься от постоянно гложущего ее одиночества.