Вспышка. Книга 2 - страница 56
Впоследствии ее отец положил на счет Наджиба в банке сумму, в десять раз превышающую ту, о которой они вначале договорились с Абдуллой.
Ясмин все-таки была подпорченным товаром.
ЧАСТЬ 3
ДЭЛИЯ
1977–1978
САМЫЙ ИЗВЕСТНЫЙ ЭКСПОРТНЫЙ ТОВАР ИЗРАИЛЯ ВЫРАЩЕН В КИБУЦЕ
Актриса Дэлия Боралеви, по всей видимости, считает, что витамины в таблетках устарели и их должны сменить инъекции В12. «На мне больше следов от уколов, чем на теле какого-нибудь наркомана, – доверительно говорит она. – Иногда я сама себе напоминаю подушечку для иголок. Можете убедиться. – Совершенно не смущаясь, она задирает крошечный лоскуток, выполненный специально для нее известным модельером Ивом Сен-Лораном, оттягивает свои трусики с тигровым рисунком и показывает следы от уколов. – Я всегда говорю своему врачу: «Сюда… – Она показывает пальцем на крошечный участок. – Вы можете колоть меня только сюда, в эти два квадратных дюйма. Я не хочу, чтобы у меня повсюду были дырки».
Удивляться тому, что она испытывает нужду в витаминных вливаниях, не приходится. Достаточно вспомнить о ее последних передвижениях, сезона, затем перелетела в Нью-Йорк, где подписала контракт на участие в новом фильме Вуди Аллена и заскочила на вечеринку, которую давала Лайза Минелли. Снялась в коммерческом ролике для Мэйбеллин, умудрилась провести целый день дома, приняла участие в предварительных переговорах с Эйвоном по поводу возможного создания новой серии духов, носящей ее имя, и паковала чемоданы, чтобы отправиться в Каппы на кинофестиваль, где…
Из центрального материала журнала «Пипл»
Утро. Двадцать две минуты десятого. Первый день кинофестиваля, который продлится две недели.
Как всегда в это время года, Канн был охвачен безумием. Вестибюль отеля «Карлтон» превратился в настоящий ярмарочный городок, где над головой развевались знамена, рекламирующие различные фильмы. Голова шла кругом от всевозможных рекламных афиш, размещенных на выставочных стендах, снаружи вдоль набережной Круазетт реяли флаги всех стран, а тротуары были заполнены толпами людей. Растянувшаяся на несколько миль вдоль широкого, обсаженного пальмами проспекта Корниш, дорожная пробка своими разъяренными автомобильными гудками напоминала симфонию в духе манхэттенской безысходности. Город был отдан на растерзание киношникам и на протяжении последующих двух недель превратился в рынок по заключению дорогостоящих сделок покупки, продажи и бартеру, а также подписанию договоров о финансировании. Воздух был напоен изысканными запахами, а по лазурному небу в сторону Италии плыла череда легких облаков.
Дэлия стояла на отведенной под завтраки террасе отеля «Карлтон», чувствуя себя загнанной в угол жужжащим и щелкающим роем камер, которые медленно надвигались на нее, подобно какому-то стоглазому чудовищу. Микрофоны со своими щупальцами были так близко, что, казалось, еще чуть-чуть – и она лишится эмали на передних зубах. За дорогими «роллейями», «лейками», «никонами» и видеокамерами репортеры являли собой одну нетерпеливую нечеловеческую массу.
Она пробежала пальцами по волосам и покачала головой. Ее блестящие, черные как смоль, роскошные волосы были причесаны на прямой пробор и свободно ниспадали на плечи, завиваясь в шикарные локоны, как у мадонн на полотнах Мурильо. Но ее изящное овальное лицо было живым, и блеск в глазах был решительно непохож на взгляд мадонны, а искры негодования придавали ее чертам особую фотогеничность. На ней была блуза с расшитым бисером, плотно облегающим лифом цвета морской волны. Широкая алая кожаная юбка с огромным бантом гармонировала со свободными, ручной работы, сапогами из мягкой кожи на высоких каблуках, которые увеличивали ее и без того внушительный рост.
Хотя внешне она была воплощением изысканности и самообладания, на самом деле едва сдерживалась, чтобы не взорваться. В эту минуту Дэлия Боралеви являла собой крайне разгневанную и раздраженную кинозвезду.
Во-первых, ей было совсем не просто согласиться на пресс-конференцию и еще труднее выставить себя на всеобщее обозрение в такой ранний час, когда во рту у нее еще не было ни крошки. Капли, которые она закапала в свои изумрудные глаза полчаса назад, убрали красноту – результат перелета через несколько часовых поясов, однако резь осталась, а маленькая чашечка черного кофе без кофеина, которую она имела глупость позволить себе, жгла теперь ей желудок. Но что было совсем плохо, так это то, что Жером Сен-Тесье – гореть ему всю жизнь в аду, дряни такой, – который должен был быть рядом с ней, чтобы держать в узде журналистов и придавать конференции хотя бы подобие порядка, – так и не появился. Ни звонка, ни записки – ничего. Заставив представителей прессы ждать в течение двадцати минут в надежде па его появление, она больше не могла тянуть ни минуты, ощущая, как с каждой новой секундой растут их враждебность и нетерпеливость. И она их даже не винила. В городе собралось столько знаменитых и красивых лиц, что для интервьюирования и фотографирования их всех просто не хватило бы времени. В отсутствие Жерома ей самой придется удовлетворять любопытство журналистов, предоставляя им материал для журнальных колонок и свободного эфирного времени, и при этом заставлять их косвенно (а значит – бесплатно) рекламировать «Красный атлас».