Встреча с чудом - страница 8
Любил он слова торжественные, весомые, как, например: Держава, Государство, Вселенная, Человечество, Океан, — и часто употреблял их. И книги он читал все толстые, серьезные, гремящие: об истории народов, о войнах, о революции, о великих полководцах. Так для него было большим праздником прочитать «Войну и мир», «Тихий Дон», «Петра Первого», «Севастопольскую страду».
— Фундаментальные, мудрые эпопеи, — сказал он библиотекарше.
К тонким книгам Илларион Максимович почему-то относился пренебрежительно.
— Дайте-ка мне еще что-нибудь из истории народов или мемуары исторических деятелей, — попросил он внушительным голосом, сдавая «Пугачева». Библиотекарша уже приготовила «Хождение по мукам». У Иллариона Максимовича в глазах загорелись алчные огоньки. Он уважительно крякнул. Взяв грузную книгу, принялся перелистывать ее, с трудом захватывая страницы толстыми пальцами. Он тщательно осмотрел ее, как, бывало, в магазине осматривал дорогую вещь, боясь выбросить деньги на ветер. И даже, положив на ладонь, испытал книгу на вес. В глазах его светилась благосклонность. Стеклянной ручкой крупно и медленно расписался, пожал библиотекарше руку и вышел на цыпочках. Кепку он надел на крыльце.
— Самостоятельный человек, и на все имеет свой взгляд, — сказала пожилая библиотекарша.
...И только он, придя домой, просветленный и торжественный, с наслаждением уселся за книгу, как в комнату на цыпочках вбежали дочери. Они обомлели — встреча оказалась неожиданной. Сначала отец ничего не заметил, потом пронзительно уставился на Славку, медленно поднялся со стула.
— Ярослава, повернись, — приказал он, багровея. Усы его сами собой сильно распушились. Славка покорно повернулась, низко опустила голову.
— Это что за новость?! — раскатисто пророкотал бас отца.
— Папа, в мореходное нельзя с косами, — затараторила Ася. — Сам посуди...
— Молчать! — загремел отец. — Я ее спрашиваю!
— В мореходное нельзя с косами, — пролепетала Славка.
— В мореходное нельзя без головы! — рявкнул отец. — А где у тебя голова?!
На крик прибежала мать.
— Вот, полюбуйся на чадо свое! — От ярости усы его еще сильнее распушились, встали дыбом. Он гордился косами дочери, всегда незаметно любовался ими. — Как драная кошка стала!
— Ты что это, одурела, бесстыдница? — заохала мать. — Ведь косы-то какие были — загляденье! Прохожие останавливались. А теперь посмотри-ка в зеркало, на что ты похожа?!
— Какая была, такая и есть, — сказала Ася.
— А ты прикуси язык, а то больно зубастая стала.
Долго бушевал отец. Но чем сильнее он бушевал, тем острее чувствовал бессилие перед этими упрямицами.
— Теперь все! Я говорил с вами по-доброму — не помогло. Теперь приказываю: хватит! Будете сидеть дома. Работать! — и он, взяв книгу, вышел.
— Доигрались, — прошептала мать.
— Мы уже не маленькие, и нечего нами командовать! — огрызнулась Ася.
В доме установилась неприятная, тягостная тишина. Мать плакала на кухне. Ася сердито ходила из угла в угол. И только беззаботная Славка, не умевшая долго сердиться, сидела у приемника, сосала конфету и ловила любимые мексиканские и аргентинские песни. На коленях ее комом снега лежал белый кот.
А за окном в сумерках были ветер, дождь и листопад. Качалась голая черная ветка, увешанная каплями...
Когда они читали отказ, пришедший из Владивостока, в густом тумане на еле видных, почти голых и мокрых деревьях во дворе уныло и хрипло каркали вороны. Из тумана через забор сыпались и сыпались на Асю и Славку желтые листья. Сестры будто осунулись и оцепенели. Ася мелко дрожала, замерзнув даже в пуховой кофточке.
— Что теперь делать? — наконец спросила она тихо. Славка молчала.
Великая дорога шумела за окном. Доносился говор толпы, шарканье ног, музыка, звяканье молотков по бандажам. Ася сквозь сон услыхала зов этой дороги, приподнялась в кровати. В доме все спали, спала и Славка. Пышные волосы засыпали ее лицо, из-под них выглядывали только припухшие губы. Они румяно смеялись, точно Славка сквозь волосы подсматривала за сестрой. Донесся искаженный, металлический голос Кости: «Прибывает скорый поезд номер 2. Следует...»