Встречи на болоте - страница 39

стр.

Но Хряк был слегка обескуражен, и только: его незатейливый ум списал всё на чертовщину и в детали вдаваться не собирался. Не дожидаясь меня, он вскочил на ноги и пошёл осматривать пещеру, тут же посетовав, что ничего нет для костра.

— Будет тебе огонь, — сказал я, и в ту же минуту посреди пещеры из-под камней загудело пламя среднего охотничьего костра, зажжённого компом.

В каждом взрослом мужике живёт ребёнок, поэтому моё желание удивить было вполне естественным, но номер не прошёл: уверовав в мою связь с нечистой силой, Митька глазом не повёл и уверенно направился к огню. Более того, он по-деловому попросил меня передвинуть костёр поближе к стене и, натыкав в расщелины палочки из не нужной уже растопки, извлечённой всё из того же бездонного вещмешка, стал развешивать на них мокрые вещи для просушки. Мою одежду комб высушил прямо на мне, так что Митьке, взявшемуся было за мой бушлат, осталось только хмыкнуть.

Когда на его вопрос: — Нет ли тут где стола со стульями? — я указал ему на плоский камень и два поменьше для сиденья, он посмотрел на меня с лёгким неодобрением — мол, слабовато. Мы разложили на этом столе прихваченное из дома и уселись на камнях, подстелив бушлаты, и стало ясно, что жизнь налаживается.

После первой и, с минимальным промежутком, второй, наступило время поговорить.

— Никогда во всю эту хренотень не верил. Сколько по болотам хожу, самой завалящей кикиморы не встречал. И надо ж…, - Митька вопросительно замолчал, похрустывая половинкой разрезанного вдоль солёного огурца, лежащего между хлебом и салом.

— На свете много, друг Димитрий, есть такого, что и не снилось нашим мудрецам, — ответил я, скорее себе, чем ему.

Митька, не подозревающий, что только что заменил череп Горацио в печальном монологе Гамлета, разлил водку. Мы пропустили ещё по одной, помолчали и добавили.

— Ты сам меня сюда приводил, не уж-то не помнишь?

— Ни хрена себе! Хотя я так и подозревал — некому больше. А что я, Василич, сильно пьяный был или опять, этот самый — лунатизм?

— Пьяный, пьяный ты был, Митя, — успокоил я его.

— Ничего себе! Это сколько ж выпить надо, чтоб ни хрена не помнить? А ты не врёшь, Василич? — вдруг спросил он, глядя на меня с крестьянской хитринкой.

— А ты в деревне поспрашивай, бабы они всё видят.

— Да спрашивал я уже. Правда — это. Видно, старею, — сказал он без всякого сожаления, скорее констатируя факт. Потом встал, собрал давно высохшую, одежду и умело соорудил из неё постель. Уснул он мновенно — так засыпают только младенцы и животные, не отягощённые ни муками совести, ни заботами.

У меня дел хватало, как говорится: «Не было заботы — купила бабка порося».

Я стал просматривать отчёт о событиях в деревне после нашего побега.

Сначала проверил, что происходит сейчас. Надо отдать должное профессионализму наших преследователей: операция прошла настолько быстро и бесшумно, что в деревне, похоже, никто, кроме собак, ничего не заметил. В митькином доме осталась засада. Четверо расположились в свободных позах, настроившись на долгое ожидание, но при этом так, что под их наблюдением оказались все подходы. Ещё один, укрывшись в кладовке, не имевшей окон, варил кофе на походной газовой горелке. Шестой, похоже, главный, сидел за столом в центре комнаты. Когда я увидел его лицо, то почувствовал себя круглым идиотом — это был «тайный агент» Петруха.

Неделю назад к Воробьям приехал в отпуск сын. Его любимую жену Веруньку хозяин ларька не отпустил с работы, поэтому Витёк прихватил с собой дружка, пообещав ему отличную рыбалку, сомневаясь, что найдёт на месте кого-то, кто сможет выдержать темп предстоящего отдыха.

По случаю приезда сына Воробьи собрали у себя всю деревню — знай наших! Друг Витька скоро стал для всех своим в доску и из Пети был переименован в Петруху. Не доверяя водке из Веркиного ларька, я налёг на квас, который у Воробьихи был очень хорош. Веселье шло своим чередом, и народ уже разбился на группки по интересам. Узнав, что Митька — знаток Большого Болота, Петруха пристал к нему, упрашивая показать рыбные места. Хряк мычал что-то невнятное, качая головой в разные стороны так, что нельзя было понять, согласен он или нет, Петруха спрашивал, Митька мычал — разговор продолжался. Мне показалось немного странным то, как Петруха прилип к пьяному Хряку, но наутро вся деревня знала по секрету от Витька, что Петруха — тайный агент, и мне стало стыдно за свои подозрения.