Всяческие истории, или черт знает что - страница 8

Хозяин замка был человек веселый, средних лет, в прошлом бравый солдат, а теперь бодрый пропойца, были у него три миловидные дочери и жил он, ни о чем особенно не заботясь, ибо владел внушительным для оруженосца богатством, помогал вместе с друзьями, пусть и не деньгами, в строительстве и обороне монастыря Святого Урбана и рассчитывал на славные деньки в компании веселых монахов. Ему, должно быть, доводилось слышать о молодом буяне из Коппигена, и слухи эти были не самые лестные, ибо даже если на свет Божий выходит далеко не все, мало такого, что можно вовсе сокрыть от посторонних глаз. Господин фон Оенц, однако, не придал этому значения; увидев Курта с гербом Коппигена, да еще столь нелепо экипированного, он от всей души рассмеялся, так что Курт и не знал, хвататься ли ему за копье или нет.

Росту Курт был изрядного, да и лицом приятен, но теперь, облаченный в обветшалый камзол, он был немыт и покрыт коростой, движения его были неуклюжи, и все, что старый хозяин о нем слышал, делало его появление еще более комичным. За копье Курту браться, впрочем, не пришлось — прием был радушный, да и стол в зале накрыли такой, какого дома никогда не бывало: вино подавали не из Штайнхофа и даже не из Вилладингена — то был благородный напиток, старый хозяин знал толк в выпивке, а приправ в мясе было столько, сколько старая Гримхильда не использовала и за год.

Прекрасные дочери хозяина также присутствовали на ужине, и Курт не мог на них наглядеться, хотя они вызывали у него не только смущение, но и гнев, постоянно хихикая и переглядываясь. Когда старый господин услышал, что Курт отправился в путешествие навстречу своему счастью, он едва не проникся к нему сочувствием. Тем не менее, сообщил, что если бы и была у него для Курта работа, он бы, конечно, оставил парня у себя и выучил его, потому как до заправского вояки ему еще кое-чего недостает; но на несколько дней Курт может остаться, а уж он найдет время дать юноше пару советов и поупражняться с ним. Однако Курт этого не пожелал — вино ударило ему в голову, так что он направил бы копье хоть против самого великана Голиафа; служить поводом для девичьих насмешек ему тоже не хотелось, он-де вернется домой настоящим рыцарем и уж тогда на них и не взглянет, даже через плечо, тогда уж он им покажет, думал он.

Курт собрался отправиться дальше, душа его была преисполнена гордости, а вот в седле сидел он неумело и никак не мог со скакуном достичь взаимопонимания — коня все время тянуло назад в стойло, а Курт стремился как можно скорее вперед, так что смех за его спиной раздавался все громче, он все более мрачнел, а конь все более упрямился. Курт еще не знал, что чем строже всадник обращается с лошадью, тем сильнее она проявляет свой нрав. В далекие дали он бы так никогда и не попал, а вот на землю — вполне, если бы слуги не сжалились и не поторопили коня. Наконец, ему удалось уехать, но пребывал в таком гневе, что изрешетил бы копьем весь белый свет.

Старый оруженосец присоветовал ему отправиться в Цюрих — там все время междоусобицы, обе стороны всегда хорошо платят, да и добычи предостаточно; а вечером он мог бы найти приют у Святого Урбана, которому заодно должен был передать дружеский привет.

На пути Курт встретил охоту. Мимо него пронеслись олень и собаки, а за ними веселые егеря, слуги с дикими криками, на бегу они принялись подтрунивать над беспомощным всадником, но едва ему стоило поднять копье, чтобы проучить их, как их и след простыл.

Монахи приняли его гостеприимно. Вот если бы, думал он, случалось такое каждый полдень и вечер, неплохая была бы жизнь на свете. Коню его у монахов понравилось еще больше. Уже вечером, едва увидев монастырь, он пустился галопом и словно с цепи сорвался, как собака, которую долго держали вдали от родных стен и которая снова увидела дом. На следующее утро, однако, он не позволял Курту сесть на него, а когда тот все-таки оказался в седле, пусть и не привычным манером, а совершив отчаянный прыжок, не помогло и это — коняга прознал, где ему настоящее место, и ни шпорами, ни кнутом его с места было не сдвинуть. Слуги начали было догадываться, в чем дело, но поскольку монастырю конь не принадлежал, догадка эта так и осталась лишь предположением. Монахи сжалились над юношей и подарили ему лошаденку, хозяин которой скончался в монастыре.