Всякая всячина. Маленькие истории, возвращающие нас в детство - страница 13

стр.

Расстегнув узкий ворот рубашки, он стоял один недалеко от парадного входа, украшенного цветами и транспарантами, а вокруг творилось что-то непонятное, цветное, пестрое, все бурлило, смеялось, торопилось выговориться, когда совсем рядом громко раздался мужской голос:

– Девятый «А»; все ко мне!

И после минутного беспорядочного движения, когда классы благодаря усилиям учителей построились на торжественную линейку, и после напутствующей речи седого, энергичного директора, когда мало кто слушал, больше вертели по сторонам головами, вглядываясь в полузабытые за каникулы и еще не надоевшие лица, и после восторженных возгласов: «Братва, мы же на год старше!», на душе Алексея было томительно-неспокойно.

Он стоял в первой шеренге с приподнятой головой и, желая всех рассмотреть, постоянно косился назад, натыкаясь на встречные, прощупывающие взгляды. В общем, класс ему нравился: и симпатичные девочки, и бойкие мальчики – на вид не маменькины сынки. С такими будет весело учиться, думал он. А главное, и это он тоже отметил в свою пользу, поскольку помнил, как в старой школе испытывал вместе с ребятами возможности новеньких в жесткой драке, что почти не было мальчишек выше и крупнее его. А как будет сейчас? И он, мучаясь от каверзного вопроса, представлял, как на перемене в конце притемненного коридора его молча обступят, и щупленький малый, подкравшись сзади, ущипнет, слащаво улыбаясь. А он, развернувшись, заедет для «успокоения» оплеуху. А затем отчаянно будет отбиваться от наседающей компании, пока не охладит их пыл. И потом, вероятно, без труда справится с ними, быть может, кому-то расквасит нос. И тогда опять возникнут горькие осложнения, посыплется неприятность за неприятностью, и опять полетят в его адрес жгучие упреки, робкие осуждения девочек, презрение покоренных мальчишек, и конечно, вызовут в учительскую, где будут стучать кулаком по столу, предупреждать, читать морали, воспитывать. И фамилия Куницын будет склоняться на всех родительских собраниях, и он с болью будет клясть себя за то, что не сдержался.

Однако конфликт, которого он опасался, но ждал, не состоялся, и уже на большой перемене вокруг Лехи образовался тесный кружок слушателей, внимательно изучавших нехитрую биографию новичка. Кстати, в классе вместе с Куницыным оказались и две новые нерасторопные, застенчивые ученицы; они держались отдельно, ни с кем не обменялись ни словом, и мостом для связи с ними послужил именно Леха, который к себе мог вызвать неутоленный интерес, заставив собеседника раскрыться так, как никто другой. Кроме того он всегда, как потом выяснилось, имел в запасе две-три забавные истории из личной жизни и с десяток новых анекдотов. Леха, видимо, часто попадал в различные ситуации, побывал не в одной компании, поэтому жизненный опыт, приобретенный не по годам быстро, располагал, хотя и рассказы его, овеянные романтикой, о собственных похождениях были насыщены картинами балагурной жизни.

Прошла неделя, и класс «принял» новенького. Трудно сказать, чем он понравился ребятам. То ли веселым характером, то ли непосредственностью, то ли активностью – чертой современности. Во всяком случае, в весьма короткий срок Лешка успел со всеми перезнакомиться и с юмором и пространными комментариями рассказал мальчикам несколько пикантных историй, он даже спел под гитару, удачно подвернувшуюся как-то под руку, в сопровождении одобрительных, удивленных приветствий. Девчонки по достоинству оценили его волевое, мужественное лицо, выражавшее уверенную силу, и крепкую фигуру с бронзовыми от загара руками, позже чуть они пришли к единодушному заключению, что Куницын и внешностью, и характером похож на французскую суперзвезду экрана – Бельмондо, – это также импонировало ребятам.

Первые занятия показали, что парень он способный, эрудированный, но многое запустил, если не сказать все, и на уроках чувствовал себя скованно, испытывая при ответах без глубины знаний кое-какие затруднения, впрочем, стоило ему поднажать и.., однако сентябрь пролетел, и в Алексее, который было втянулся в пугавший как будто учебный ритм, поскольку требования, предъявляемые учителями, не отягощали, все непоправимо срезалось, разрушилось. «Два года как-нибудь отсижу, получу аттестат и – в добрый путь, как говорится», – подбадривая себя, думал он, обуреваемый радужными надеждами прощания со школой и детством в состоянии неудовлетворенности и, чтобы разнообразить наскучившую, ничтожно насыщенную событиями жизнь, занялся организацией отдыха.