Всяко третье размышление - страница 15
Равноденствие. Солнцеворот. Равноденствие. Солнцеворот. «Сучка определенно пытается мне что-то сказать», — не в первый уж раз сообщил наш человек Манди, с которой он, естественно, поделился своим странным, почти лишенным действия
«видением» (опустив предварившее его вертиго) в надежде, что она, с ее зрением поэта — идеальным, единица на оба глаза, — сможет углядеть в таковом больше, чем различило его, прозаическое и бифокализированное. Однако услышал он от нее лишь:
«Может, тебе следовало взывать к твоей парнасской благодетельнице с большей учтивостью?» И потому всю середину декабря он просил: «Будьте любезны, мэм», каждодневно возвращаясь к кратко описанному им (supra[Выше (лат.).] , курсивом) без-малого-лишенному-экшена, но порождавшему до странности счастливое чувство пейзажу зимних болот.
И вот в один прекрасный день, как выражаемся (ну, может быть, не совсем такими словами) мы, жили-были-сказители, — собственно говоря, в пятницу 21/12/2007, как раз перед солнцеворотом, — Джордж Ирвинг Ньюитт вошел в непритязательный СтратКолловский «Дом Шекспира»[Штаб-квартира осуществляемой колледжем Программы преподавания писательского мастерства, о чем следовало сказать раньше, но, вероятно, сказано не было — или было? — во всяком случае, в данном, внутриутробном покамест повествовании. Скромное дощатое бунгало, стоящее пообок кампуса и вмещающее ныне кабинеты преподавателей, аудитории, в которых проводятся семинары и практикумы, а также студенческую комнату отдыха, было куплено несколько десятилетий назад благодаря щедрому пожертвованию выпускника колледжа, который в годы учебы мечтал стать драматургом, но сколотил изрядное состояние, став генеральным директором компании «Тайдуотер коммьюнитис», построившей и «Бухту Цапель» и много чего еще. Накопление процентов, приносимых этим пожертвованием, позволяет колледжу не только содержать «Дом Шекспира», но и издавать тощий литературный журнальчик
(«Стратфордское обозрение»), приглашать каждый семестр сторонних доцентов/лекторов и — как то хорошо известно — субсидировать нашу ежегодную студенческую литературную премию — большую почти до неприличия
«Шекспировскую награду» Читатель, жаждущий детальных сведений об этой проблематичной поживе (в комитете, ее присуждающем, нередко заседали и мы, Ньюитт/Тодды, отчего и в нас временами презрительно тыкали тем же средним пальцем, каким ДжИН погрозился несколькими страницами раньше Нобелевскому комитету), может либо подождать, когда Рассказчик вернется к этой теме, либо прочесть рассказ
«Премия Барда» в сборничке, упомянутом в «прескриптуме» вот к этой вот нескладухе.
— Прим. ДжИНа.] , чтобы забрать свою миссис из ее кабинета и отвести затем на совместный ленч в ближайшую пиццерию: поднялся на теперь уж не застекленную, почти обветшавшую переднюю веранду, переступил низкий деревянный порог того, что было некогда гостиной этого бунгало, а ныне обратилось в неофициальную комнату отдыха студентов, и внезапно вспомнил (впервые, как это ни странно) о высоких каменных ступенях, которые вели в другой «Дом Шекспира» и на которых в предыдущий день разграничения времен года…
А это напомнило ему — но почему же только теперь? — о том, когда/где/как он, еще ребенок, впервые по-настоящему разобрался в солнцеворотах, равноденствиях и тому подобном. От внезапного воспоминания у него буквальным образом закружилась голова: не так сильно, как на подступах к вышеокурсивленному, но ему и того хватило, — и он, извинившись перед костлявым первокурсником, сидевшим в черном тренировочном костюме на стоявшей прямо у входной двери изодранной софе, опустился на нее же, дабы прийти в себя перед подъемом на второй этаж, к кабинету Манди.
И отметил, что, хоть юноша и перелистывает «Ю-эс-эй тудей», журналом, который он снял с кушетки и плюхнул себе на колени, дабы освободить место для нового ее сидельца, был иллюстрированный ежемесячник Свидетелей Иеговы — пшли вон отсюда! —
«Сторожевая башня». А из-под журнала высовывалось (плюхнутое несколько раньше) старенькое «эврименовское» издание комедий Шекспира…