Всюду жизнь - страница 7
Тут он пробудился и, потрясенный необыкновенными ощущениями, долго лежал в темноте, вспоминая нелепый, пугающий сон. Ночные видения человека — это лишь продолжение его дневных мыслей, и он пытается связать сон с событиями вчерашнего дня, с Катей, но никаких точек соприкосновения между ними найти не может.
Просто чушь какая-то пригрезилась!
Но потом этот сон повторялся много раз и всегда обрывался на одном и том же месте, когда Федор, уже находясь на головокружительной высоте, замирал от сознания гибельной опасности.
Однажды в аудиторию, где занимался Федор, в перерыв вбежала Катя и стала его целовать, радостно выкрикивая:
— Сдала! Отлично! Спасибо, Федечка! Молодец!
Оказывается, она только что защитила курсовой проект. Ее очень хвалили, советовали развить курсовой проект в дипломный.
— Поздравляю, Катюша! Очень рад за тебя!
— Да всем же я обязана тебе! Только тебе! Я даже не смогла ответить на все вопросы, но руководитель меня спас, сказал, что это, мол, от волнения, в проекте все разработано!
— Катя, твой успех надо отметить! — подошел Вадим и предложил собраться вечером в общежитии. Катя согласилась. Она сегодня так переволновалась, свалила такую гору с плеч, что ей хочется напиться до чертиков.
К Тимофею и Вадиму, с которыми Федор жил в одной комнате общежития на Гольяновской улице, пришли их девушки Маша и Лина, и вечеринка получилась веселой и непринужденной. Как всегда в присутствии Кати, Федора охватило состояние радостного возбуждения: он сидит рядом с ней, чувствует волнующее тепло ее плеча, может смотреть на ее сияющее внутренним светом лицо, наливать ей вино, угощать. Когда было произнесено несколько шумных тостов и все немного выпили, Лина попросила Катю спеть. Та ответила, что нужна гитара. Вадим принес гитару из соседней комнаты, и Катя, сразу посерьезнев, тронула тревожно загудевшие струны и начала негромко низким, глуховатым голосом:
Федора, впервые слышавшего этот романс, взволновали и поразили и удивительные, полные тоски и боли слова Тургенева, и печальная, надрывная мелодия Абазы.
Он тогда удивился, почему с таким глубоким чувством произносила Катя горькие слова тоскующего об ушедшей любви писателя, и подумал, что, может быть, постоянно сияющая на лице Кати улыбка — деланная и она принимает ее, выходя на люди, так же, как накладывает на веки голубые тени, чернит брови и ресницы, подкрашивает губы, — а на самом деле она не такая уж счастливая!
Тут Катя тряхнула головой, будто сбросила с лица задумчивое выражение, и запела разудалую, озорную песню:
Ребята и девушки с азартом подхватили, подражая исполнению популярной киноактрисы:
Потом она начала зажигательную цыганочку и под пение и музыку пошла танцевать, а студенты ходили вокруг нее, хлопали в такт и выкрикивали так, что в тесной комнате поднялся невообразимый шум и толчея.
Скоро Катя бросила гитару, и стали танцевать под магнитофон. Федор пригласил Катю и, волнуясь и робея, впервые обнял ее. Она, видно, угадала его состояние и с откровенно издевательской насмешкой спросила:
— Ты что какой-то обалделый?
Федор пробормотал что-то в свое оправдание, а она прижалась к нему крепкой грудью и озорно засмеялась:
— Держи крепче, а то уронишь меня!
Она насквозь видела ребят, которые терялись перед нею, и ей нравилось испытывать свою власть над ними.
«Боже, еще один влюбленный!» — подумала она.
Федор был в замешательстве: переход от грустного романса к безудержному веселью был слишком неожиданным, он не понимал, как истолковать дерзкую откровенность Кати.
Подавая ей шубу, Федор испытал мучительно острое наслаждение от того, что прикасался к вещи, которая облекала Катино тело. Он погрузил свое лицо в мягкий, пушистый мех воротника, жадно вдыхая прятавшийся в блестящей скользкой шелковой подкладке тонкий и свежий, смешанный из множества неуловимо-таинственных запахов аромат ее духов, чуть отдающий горьковатой степной полынью.