Вторая - страница 7

Джейн запрокинула к розовому небу наивное лицо, обнажила четыре маленьких зуба:

– Разве я знаю?.. Жизнь меня не баловала… Старые обиды, которые высовывают своё гадкое мурло… Милая, милая Фанни, пожалейте меня… Не говорите Фару, что я была такой… такой несносной в его отсутствие…

Так они и сидели плечом к плечу, тихонько переговариваясь, пока не настала пора зажигать лампы. Они показывали друг другу пальцем то на летучую мышь, то на звезду, слушая слабый шорох прохладного ветра в листве деревьев, мысленно представляя себе багровеющий закат, которого они никогда не видели, разве что поднявшись на ближайший холм.

На первой террасе, внизу, захрустел гравий. Джейн послушно позвала:

– Хелло, Жан Фару!

– Да, – ответил молодой хриплый голос.

– Не включить ли нам патефон? А как насчёт пасьянса?

– Хорошо… Да… Как хотите, – сказал обиженный голос.

Однако Жан прибежал наверх так быстро, что Фанни вздрогнула, увидев его совсем рядом, белого, за исключением лица и рук, в трагическом нимбе, присущем отрочеству.

Джейн по-братски взяла его под руку и повела к карточному столику, зелёное сукно которого, траченное молью, пахло плесенью и старыми сигарами.

– Хелло, бой!

«Решительно, – удовлетворённо подумала Фанни, – сегодня у неё день Дейвидсона».

– Вы слышите?

– Слышу!

– Всё ещё эта сцена с похищенными письмами?

– Думаю, да. Вчера утром он дал мне на перепечатку пятнадцать страниц. А через пять минут забрал их у меня с таким видом… с таким видом…

– Знаю, – сказала Фанни, засмеявшись. – Как будто вы отняли кость, которую он глодал. Что вы хотите! Он может разродиться только меча громы и молнии. Как вы находите два первых акта?

– Они превосходны, – сказала Джейн.

– Да, – сказала Фанни задумчиво. – Ощущаешь такое волнение.

Из дома доносился шум мессы, молящейся толпы, мятежа в зародыше. Когда он стих, стало слышно, как в ответ высоко наверху важно гудят последние пчёлы, трудившиеся в кронах лип и зарослях плюща.

Прерывистый крик какого-то хищника заглушил не внятные звуки службы, доносившейся из-за полуоткрытых ставен; но женщины даже не вздрогнули, равно как и Жан Фару, развалившийся на шезлонге из ивовых прутьев с книгой в праздных руках.

– Это всё тот же эпизод сцены: Бранк-Юрсин, застигнутый за взламыванием ящика, – сказала Фанни. – А куда нам прикажете деваться, когда их станет двое – этих Фару, пишущих и бормочущих пьесы?

Голубые глаза Жана, широко раскрывшись, вспыхнули.

– Я никогда не буду писать пьесы, мамуля, никогда.

– Отказаться гораздо проще, чем попробовать, – быстро возразила Джейн.

– Отказаться не всегда гораздо проще, – сказал Жан.

Он покраснел от своего смелого ответа, и Фанни увидела, как у уха мальчугана вдоль голой шеи кровь запульсировала чаще.

– А ну, Джейн! Перестаньте мучить своего младшего товарища.

– Мне и правда нравится его дразнить, – добродушно сказала Джейн. – Это ему так идёт. Не помню уже, в какой день, он был просто очарователен – со слезой на ресницах…

Она весело погрозила ему пальцем, на котором блеснул серебряный напёрсток. Фанни удивлённо подняла голову, повязанную чёрной шёлковой лентой:

– Как, и он тоже?

– Он тоже? – переспросила Джейн. – Объясните, дорогая Фанни, объясните!

Она шила и смеялась, посматривая вокруг счастливым взглядом серых глаз, усеянных янтарными точками; отсвет заходящего солнца трогал её непокрытые волосы, и она, казалось, радовалась этому пахнущему нагретым гранитом томительному летнему вечеру.

– Как-то на днях… – сказала Фанни. – Постойте, это было в тот день, когда пришло письмо от Фару, и мы ещё не знали – и он тоже, – что ему удастся вернуться так быстро…

– В среду, – сказал Жан, не подымая глаз.

– Возможно… После обеда я заснула, а проснувшись, увидела вас стоящей под верандой, где мы сейчас сидим… У вас на ресницах повисла слеза, она скользнула по вашей щеке, и вы подобрали её вот так, двумя пальцами, словно земляничку, словно рисовое зёрнышко…

Выслушав это, Джейн перестала улыбаться и по-детски надулась, потом на лице её появился ласковый упрёк. Подбородком с ямочкой она показала на Жана Фару.

– Ах, Фанни, Фанни, не выдавайте моих маленьких секретов, моих перемен настроения перед слушателем столь… столь…