Второе дыхание - страница 18

– Скажешь ей сам. Она скоро приедет. А ты даже не одет.

– Не одет? – переспросил Гю.

Альбан открыл чемодан, в котором лежала шикарная домашняя одежда, какую Гю носил до отсидки. Она не сочеталась с обстановкой квартиры, но тяжелый шелк напоминал ему о собственном доме на побережье, с собственным причалом. В чемодане была еще еда.

– Я быстро побреюсь, – сказал Гю.

Альбан показал на фрукты, лангустов, бутылку шампанского и прочие деликатесы.

– Она сказала, чтобы ты ни к чему не прикасался. Она все сделает сама.

– Не волнуйся.

– В общем, я тебя предупредил, – заметил Альбан, чтобы снять с себя ответственность. – Ты ведь ее знаешь.

Он взял шляпу.

– Ты куда? – удивился Гю.

– Возвращаюсь. Она не любит, чтобы по вечерам бар оставался без присмотра.

Гю пошел на кухню бриться. Альбан последовал за ним и остановился на пороге. Помещение было темным: окно выходило в узкий двор, а лампочка слабой. Гю повертел головой перед зеркалом, висевшим над раковиной. Цыганка один раз заезжала к Гю, после чего засыпала Альбана упреками, рисуя ему картину страданий Гю в обстановке, в описании которой он никак не узнавал квартиру своего кузена…

Гю тщательно распаривал свою жесткую щетину.

– Я возвращаюсь, – повторил Альбан, не пошевелившись ни на миллиметр.

– Кажется, тебе не хочется, – заметил Гю.

– Не в этом дело…

– А в чем? Ты чего, станешь передо мной стесняться?

– Тебе здесь хорошо или плохо? – решился Альбан.

– Ты свихнулся, если спрашиваешь об этом! За мной гоняются все легавые, а я сижу, как король, у отличного парня, который может крепко влипнуть за помощь мне. В прошлом месяце я подыхал на нарах, а сегодня сплю на кровати и пью шампанское. И ты еще спрашиваешь, хорошо мне или нет?

– Ты правильно сказал, – с облегчением вздохнул Альбан. – Повтори то же самое Цыганке, когда она придет, а то меня она слушать не хочет.

– Черт возьми, что это за хренота? – спросил Гю, откладывая бритву.

– Это не хренота. Цыганка каждый день кричит мне, что тебе плохо, что ты один и все прочее…

Альбан замолчал, не зная, что еще сказать.

– Ну, чао.

На этот раз он действительно ушел.

Гю посмотрел на остатки пены на лице. «Если она меня любит, это плохо», – подумал он, представляя свое будущее беглого преступника, которого полицейские постараются убить при первой же возможности, потому что не станут рисковать, дав ему шанс выстрелить первым. Он должен оставаться один, ничего не затевать с Цыганкой. Только не с ней, она заслуживает лучшего. Гю закончил бриться, оделся и прилег на кровать, чтобы было легче думать. Надо будет с ней поговорить, чтобы она не строила себе иллюзий.

В дверь позвонили: два длинных, три коротких. Цыганка. Он взял «кольт» и приоткрыл дверь, надев на нее цепочку и привалившись спиной к стене.

– Это я, – шепнула Цыганка.

Цепочка упала, и она вошла в маленькую темную прихожую. Она только что вышла от комиссара Бло, и поведение молодого инспектора, пожиравшего ее глазами, показало, насколько она привлекательна. Цыганка по привычке шла кружным путем, чтобы запутать след. По мере приближения к убежищу Гю, кровь быстрее заструилась в ее жилах. Она чувствовала себя помолодевшей.

Гю сразу понял, что все его размышления были напрасны. Он закрыл дверь.

– Гю, дай я тебя поцелую! – сказала Цыганка и прижалась к нему.

Они расцеловались, потом встретились их губы. В висках Гю застучала кровь и он прижал Цыганку к себе. У него возникло ощущение, что вся земля принадлежит ему, и он крепче сжал рукоятку «кольта».

Они не говорили друг другу: «я тебя люблю», ничего похожего. Цыганка высвободилась, и они пошли дальнюю комнату. Он больше десяти лет не был с женщиной и сомневался, сможет ли. Она хотела еще раз почувствовать себя с ним молодой, а он боялся ее разочаровать, поэтому решил предоставить инициативу ей.

С того вечера, когда Жак сказал Цыганке, что Гю бежал, инстинкт толкал ее к нему. Она еще раньше знала, чем этот человек станет для нее, если не будет Поля.

Сейчас она сидела на кровати, а Гю был так близко, что было достаточно протянуть руку, чтобы коснуться его.

– Господи, какая мерзкая конура, – вздохнула она.