Второй раз - страница 29

Но лучше всё же начать приучать окружающих к моему виду с толстой книжкой в руках с чего-нибудь более подходящего к возрасту. С Жюля нашего Верна, например.

Кстати, о Жюль Верне. В моё время было очень модно ругать Донцову. Особенно среди тех, кто её не читал. К чему это я и какая между ними может быть связь? Просто лет через сто, когда начнут назначать классиков начала двадцать первого века, у Донцовой оказаться среди них шансов куда больше, чем у любого автора, назначившего себя при жизни непризнанным гением. На примере Жюль Верна очень хорошо видно, что классиками чаще всего становятся коммерчески успешные авторы.

Когда-то я прочитал его всего, то есть, всего доступного, разумеется. И вдруг узнал, что Жюль Верн написал намного больше книг. Чуть ли не сотню! Огромная цифра для подростка. Радостный побежал в библиотеку, чтобы обнаружить, что той сотни там их в помине нет. Не потому что на руках, и не потому что именно в этой библиотеке нет, а вообще нет.

Случай произвёл на меня впечатление и с тех пор я стал читать не только художественную литературу, но и книги об авторах и их творчестве. Позже, когда заканчивалась перестройка и начинались лихие девяностые, возникла уникальная ситуация. Цензура исчезла от слова совсем. Нигде и никогда в мире больше такого не было. Вернее было только два раза за всю историю книго-журнало-газетоиздания. В России начала двадцатых годов двадцатого века и опять в России начала девяностых годов того же века. Больше нигде и никогда.

Ну так вот, я ждал что теперь появится весь Жюль Верн и его можно будет наконец прочитать. А ни фига! Нет, несколько книг всё же появились. Из тех, которые перевели когда-то давно, но они не пошли. Вот новые бизнесмены под шумок и переиздали. Но даже они не стали переводить всего классика приключенческого жанра. Почему? Да по той же причине, по которой никто не станет переводить на французский всю Донцову. И там и там большая часть книг на один раз.

Что-то потянуло меня на окололитературную философию. Всё от той же скуки. Это позже мама будет отправлять меня во всякие пионерские лагеря, начиная местными и заканчивая знаменитым Артеком. Но для этого ещё пионером стать надо. Первые же летние каникулы я был предоставлен сам себе. Почти полная свобода. Утром мог уйти гулять и вернуться поздно вечером. По тогдашним меркам поздно, но всё равно.

Только использовать эту свободу было особо не на что, ведь большая часть детских забав меня теперь не интересовала. Перепрятать нычку с оружием на известном мне чердаке? Куда?! Не уверен, что вообще туда полезу даже в более подходящем возрасте. Вот если бы были пистолеты, тогда, да, можно хоть сейчас. Изъять именно их, а остальное пусть другие находят. Применение же пулемёту и солдатским винтовкам, я не вижу. Продать? Риск по любому не оправдывает даже самой оптимистической прибыли. Поэтому как-нибудь обойдусь. Тем более что есть и другие варианты.

Например, один буквально в соседнем подъезде живёт. Инвалид без правой ноги, ветеран войны. Во всяком случае, все пацаны во дворе именно так думают. Много позже я понял, что ветераном он не может быть чисто по возрасту. С другой стороны не припоминаю, чтобы он сам такое утверждал. Зато не опровергал, когда это говорили другие.

Скорее уголовник. Слишком уж хорошо жил и никогда ни в чём не нуждался. Один в двухкомнатной квартире. На пенсию по инвалидности так не получится. И родственники тут тоже ни при чём. Скорее он им помогал, чем они ему.

И вот во второй половине девяностых, этот самый дядя Славик распродавал последние остатки былой роскоши. Видимо совсем жизнь прижала, раз решился ТТ продать. Нет, нелегальные стволы всегда и везде были на руках и часто меняли хозяев. Тут нет ничего особенного или из ряда вон выходящего. Но не такому же дебилу продавать!

Тот умудрился на следующий день попасть пьяным в милицию. С пистолетом в кармане! Естественно не стал скрывать, откуда взял. Заявились к инвалиду с обыском, а там не заштукатуренная дыра под раковиной в стенке, между кухней и туалетом. А главное ещё один ТТ и два Вальтера.