Второй шанс 1 - страница 38

Оказалось, всё началось с того, что Лёха увидел, как где-то на лавочке Шалей целуется с нашей одноклассницей, и не смог удержать язык за зубами, поделился кое с кем из одноклассников, правда, я оказался не в курсе. Информация дошла до Шалея, и тот таким вот образом решил наказать тех, кто распускал слухи о нём и нашей однокласснице. В чём-то, может, он был и прав, просто этот случай наглядно продемонстрировал, что за словом, то бишь кулаком, Шалей никогда в карман не лезет. Разве что если ему попадётся такой же уверенный в себе Порунов.

Наше с ним последнее столкновение случилось, когда я учился в 6-м классе, хотя столкновение – слишком громко звучит. Меня после уроков отправили во двор школы разгребать снег, тут Шалей и появился, причём – какое совпадение! – именно в компании вот этих двух охламонов. Ну да это и неудивительно, они с ним уже не первый год тусили. Шалей тогда подошёл ко мне, припомнил какой-то случай, где я якобы имел наглость ему надерзить, и заехал мне в нос. Прижимая к носу снег, который тут же пропитывался кровью, я испытывал не столько боль, сколько бессильную ненависть к самому себе за то, что не могу поднять руку на такую мразь. Такую, что и впрямь доходило до зубовного скрежета, прямо как сейчас. Вот только на этот раз – в этом я был стопроцентно уверен – у Шалея не получится безнаказанно двинуть мне ни в нос, ни куда-то ещё.

– Слышь, чмошник, – продолжал скалиться Мамон, – у тебя точно курить нет, поэтому можешь отдать деньгами. Копеек двадцать на первый раз хватит.

Гляди-ка, гоп-стоп решили мне устроить. Я невольно ухмыльнулся, и тут же место ушедшей куда-то кипящей ненависти заняла холодная сосредоточенность.

– Чё лыбишься, давно в зуб не получал?

– Это от тебя, что ли, клоун? – спокойно осведомился я.

Вот, уже в глазах парней читается непонимание, они явно не ожидали от такого ботана, как я, подобных слов, да и моё внешнее хладнокровие явно сбило их с толку. Разве что во взгляде Шалея, напротив, скука уступила место некоей заинтересованности.

– Чё, в бокс ходить начал, и типа крутой стал? – вступил в разговор второй соратник Шалея. – Типа и в морду дать можешь?

– Об тебя, что ли, мараться? – парировал я с усмешкой. – Тебе, доходяге, и поджопника хватит.

Шалей пока продолжал молчать, разглядывая меня, словно какое-то неизвестное науке насекомое.

– Слышь, ты чё такой борзый? – снова встрял Мамон.

Он подошёл ко мне вплотную, и вознамерился схватить за отворот пиджака, но я, не теряя самообладания, сказал: «Брысь!», после чего тот, косясь на главаря, послушно отступил. Шалей же, похоже, наконец-то решил выйти на первый план. Чуть склонив голову набок, он с ленцой в голосе поинтересовался:

– Я тебя здесь бить не буду, люди ходят. Но теперь ходи и оглядывайся, дрочила, потому что тебе реальный мандец.

– Неужто от тебя, жиртрест?

А вот это было как красная тряпка для быка, потому что даже упитанным его никто в школе не рисковал называть, разве что учителя, не говоря уже о жиртресте. И довольно глядя на то, как наливаются кровью глаза Шалея, я понял, что угроза расправы переносится на настоящий момент.

– Смотрю, кулачки зачесались? – продолжал глумиться я. – Хочешь сатисфакции, хомяк? Тут и правда люди ходят, предлагаю отойти вон туда, за угол, там нам никто не помешает.

– Пошли, – кое-как справившись с приливом ненависти, говорит тот.

Мне, как я понял, предлагается идти первым. Но я почему-то уверен, что удара в спину или затылок не последует. Поэтому спокойно захожу за высокие кусты репейника, кладу сумку на землю и неторопясь снимаю пиджак, вешая его на обломанный куст растущей в этом закутке двора сирени. Мы на площадке примерно пять на пять метров, есть где разгуляться двум таким молодцам, как мы с Шалеем. Тот свою куртку отдаёт Мамону и, не успеваю я сообразить, в чём дело, тут же кидается на меня с занесённым для удара кулаком.

Видно, не зря я хожу в секцию бокса, меня спасла отработанная реакция, и в самый последний миг я успеваю убрать голову. Получился полууклон, но его хватило, чтобы кулак соперника лишь чиркнул по моему левому уху. Но это чирканье почему-то отозвалось неприятной болью, словно кулак у Шалея был обёрнут наждачной бумагой.