Второй шанс 3 - страница 8

стр.

— Это как?

— Как будто мы с вами сидим и обсуждаем сценарий, а в этот момент камера нас словно бы невзначай и запечатлеет.

— Гляди-ка, а я бы и не догадался до такого, — хмыкнул Ростоцкий. — Ну давай, будем позировать.

Наконец-то мы распрощались с режиссёром и, захватив зачитавшуюся старым номером «Советского экрана» маму, направились в сторону кабинета директора, сидевшего этажом выше.

— Ой, это же Варлей! — дёрнув меня за низ рубашки, таким громким шёпотом воскликнула Инга, что, наверное, её слышно было в конце коридора.

И правда, Варлей. Идёт себе, задумчивая такая, сосредоточенная. Не иначе новую роль обдумывает.

— Макс, вот бы и с ней сфотографироваться! — продолжала шептать Инга.

— Щас решим.

Наглость — второе счастье! Я заступил Варлей дорогу и, не зная её отчества, обратился просо по имени:

— Наталья, здравствуйте!

Та на мгновение вынырнула из своих мыслей, сконцентрировав взгляд на моей физиономии.

— Здравствуйте!

И снова погрузилась было в собственные размышлизмы, но я был неумолим.

— Наталья, а можно вот эта девушка с вами сфотографируется на память?

— Какая? Эта? — снова вынырнула она на поверхность реальности. — Давайте, только быстро.

— И что, вы теперь ко всем встречным артистам будете приставать? — иронично поинтересовалась Корн, когда мы продолжили наш путь.

— А что, можно? — с невинным видом спросил я, на что Ольга Васильевна ответила возмущённым фырканьем.

Подписание договора много времени не заняло, хотя я предварительно и прочитал его дважды от первой до последней буквы. Согласно договору мама от моего имени передавала права на съёмку фильма по моей книге киностудии имени Горького за сумму в 1500 рублей без вычета налогов. Правда, деньги на её сберкнижку поступят не раньше, чем сидящий перед нами директор подпишет смету. Ну за этим, надеюсь, дело не станет. Будь моя воля, подписал бы сразу заодно договор и на сценарий, но его должен ещё прочитать режиссёр и утвердить директор киностудии, а это с кондачка, я так понял, не делается.

Время подбиралось к трём, торчать несколько часов в аэропорту не хотелось, и я предложил прогуляться в уже знакомый нам ГУМ. Здесь можно было приглядеть что-нибудь, чего в Пензе не купишь в принципе. Неудивительно, что, увидев очередь за итальянскими шарфиками, мама с Ингой тут же встали в очередь. Женщины, что с них взять…

С собой моей «двоюродной сестре» родители дали сто рублей на всякие непредвиденные расходы, и в случае чего мы бы с мамой могли её выручить, но Инга уложилась в восемьдесят пять. Помимо итальянского шарфика, мои спутницы обзавелись нижним бельём родом вроде как из Франции, польской косметикой и парфюмом. Были довольны как слонихи. Мне же пришлось поработать носильщиком.

На станции метрополитена нам попался скучающий, лузгавший семечки и складировавший шелуху в ладонь милиционер. Мазнул по нам и нашим сумкам острым взглядом, вроде мгновение, а такое ощущение, будто рентгеном просветил. И вроде бы с виду никакой не супермен — ремень под животиком свисает, под подмышками растеклись пятна пота, а глазки заплыли жирком — а всё равно как-то не по себе стало. Такое чувство, будто на тебя только что смотрел хищник, волк в овечьей шкуре. И даже садясь в вагон метро, мне казалось, я ещё ощущаю спиной этот взгляд.

Нам ехать до Комсомольской площади, потом с Казанского вокзала электричкой в Быково, ничего ближе к аэропорту пока не прорыли. В вагоне метропоезда от нечего делать уставился на карту метрополитена. Взгляд почему-то зацепился за название «Ждановская». В будущем эта станция, если ничего не путаю, станет «Выхино». Ну станет и станет, вот только мысли почему-то упрямо возвращались к «Ждановской». Словно с ней было связано что-то, причём не очень хорошее.

И тут меня словно обухом по голове пригрело! Ну ё-моё, это же именно на «Ждановской» в декабре 1980 года менты оприходуют майора госбезопасности! Я ведь даже фильм смотрел, снятый по этому делу, он так, кажется, и назывался «Убийство на „Ждановской“».

По итогам расследования вроде и Щёлокову перепало так, что он лишился своей должности, после чего застрелился. Да-а, распустил своих подчинённых Николай Анисимович.