Второй шанс 4 - страница 18

стр.

– По-прежнему с Советском Союзе предпочитают скрывать подробности захвата самолёта, следовавшего рейсом Пенза-Харьков-Симферополь. После выхода в нашем эфире этой новости в советских газетах «Правда» и «Красная звезда» вышли лишь небольшие заметки, где человека, пытавшегося вырваться из-за «железного занавеса», иначе как террористом не называют. А у нас появилась дополнительная информация. Как выяснилось, молодым человеком, обезвредившем угонщика, оказался не кто иной, как 16-летний русский писатель и музыкант Максим Варченко. Именно его песня «Heart-Shaped Box» всё ещё на лидирующих позициях американского и английского хит-парадов и, по слухам, её планируют выдвинуть на одну из номинаций премии «Грэмми», Церемония, напомним, состоится 15 февраля в Лос-Анджелесе. Правда, автору композиции советские власти вряд ли дадут разрешение на выезд…»

Дальше я уже слушал вполуха. Ого, вот это ни фига себе! Честно говоря, про «Грэмми» я как-то и не думал. И ведь действительно, не выпустят, черти, в Штаты. Я бы даже за свой счёт слетал, так вдруг захотелось окунуться в мир «загнивающего капитализма», потусить с легендарными и ещё живыми легендами мировой музыки. Тот же Джон Леннон погибнет только через год, может, он тоже там появится? Хотя, чего это я размечтался, однозначно не выпустят, можно даже не заикаться.

А тем временем началась «Программа поп-музыки из Лондона» с Севой Новгородцевым, и первой прозвучавшей композиций оказалась… Ну да, «Heart-Shaped Box». Ох, Курт, дружище, спасибо тебе за всё!

Лёг на кровать, закрыл глаза и слушаю несущуюся сквозь помехи «глушилок» западную музыку. Вот почему у нас не могут на радио хотя бы запустить аналогичную передачу? Например, большую часть посветить отечественным коллективам и исполнителям, знакомя радиослушателя не только с эстрадой, но и с музыкантами типа «Машины времени», а под занавес выдать в эфир «пёрплов» или «зеппелинов». И не нужны нам будут никакие Севы Новгородцевы. Хотя мужик молодец, радует население 1/6 части суши качественной музыкой.

Не успела передача закончиться, как неожиданно раздался звонок от Сергея Борисовича. Мама с кухни до телефона добежала первой, потом махнула рукой мне, стоявшему в дверях в одних тирсах, мол, тебя спрашивают.

– Максик, а что это дядя Инги тебе то и дело звонит? – спросила она шёпотом, прикрывая ладонью мембрану. – У вас с ним что, какие-то дела?

– Вроде того, – так же шёпотом ответил я. – Он же в КГБ работает, я у него вроде нештатного помощника.

И, игнорируя мамин удивлённый взгляд, вместе с телефоном умотал в свою комнату. Сев на кровать, наконец произнёс в трубку:

– Здравствуйте, Сергей Борисович. Подозреваю, что вы уже в курсе, раз звоните в такое время?

– Ещё бы я не в курсе. Ты как себя чувствуешь?

В голосе Козырева слышалось плохо скрытое волнение, и я поспешил его заверить, что со мной всё замечательно. Ну разве что горло ещё немного побаливает, а сипение практически прошло. Мне связки нужны в рабочем состоянии, у меня послезавтра, в субботу, премьера песни лично для Николая Степановича, мне сипеть никак нельзя. Если завтра лучше не станет, то позвоню уже знакомой врачу-фониатру, пусть подскажет, что тут можно сделать. Но про то, что мне исполнять песню перед директором училища, я, естественно, Козыреву говорить не стал, ни к чему его грузить моими заботами.

– Я сейчас звоню, между прочим, из РОВД, – сказал Сергей Борисович. – Только что беседовал с задержанным, а то следователь утром придёт, а мне, сам понимаешь, хотелось как можно скорее кое-что для себя выяснить.

– Честно говоря, не думаю, что это нападение было подстроено западными спецслужбами, – заметил я. – Это же городской дурачок, видно, что-то ни с того ни с сего просто втемяшилось ему в голову…

– Не телефонный разговор, Максим, – строго осадил меня Козырев. – Давай-ка завтра подходи в «чайную» к трём часам дня, я там буду как раз кое-какие свои дела решать, и на тебя время найду. Сможешь?

– К трём часам? Хорошо, подойду, мы ведь ненадолго?

– Я думаю, четверти часа нам с тобой хватит.

«Чайной» с некоторых пор мы в разговоре между собой стали называть явочную квартиру, так как каждые наши посиделки сопровождались чаепитием. Так что о встрече в «чайной» можно даже при посторонних. Прежде чем попрощаться прощались, я попросил: