Второй - страница 6

— А ты?

— А я — Второй. И ни черта не вижу до самой последней стадии, когда у них уже нет лица. Я вижу только темноту, как и все остальные.

Можно уже опустить руки? Если бы я хотел отобрать у тебя пистолет, то сделал бы это на первой секунде нашего диалога. И еще. Я не оставляю оружие с боевыми патронами за спиной. Как-то привык чувствовать себя в Берлоге в безопасности. Магазин с патронами у меня в кармане джинс. Ты держишь в руках бесполезную железку.

Я сам отдал ему пистолет. Он взял, передернул затвор и снова бросил в угол к лестнице.

После…после подошел к лежащему телу, отдернул полу плаща и попросил:

— Подойди ближе- я покажу.

Я двинулся, наконец, от двери — как-то особо негде было раньше трупы рассматривать, да и желанием не горел, но… после услышанного другого выхода не оставалось.

— Смотри.

И я смотрел. Второй перевернул к свету тело и… меня словно включило…я видел не только лежащего у ног человека, но и огромную черную опухоль, закрывающую всю голову, шею и часть груди.

— Смотри, — повторил Второй.

Он достал с одной из полок банку с какой-то сыпучей смесью и начал посыпать это черное шевелящееся нечто.

Я увидел, как смесь искрит, горит, будто бенгальский огонь, и плотная черная масса распадается на множество шевелящихся клубков.

— Смотри, — уже крикнул Второй, потому что гул в комнате нарастал — каждый из образовавшихся комков двигался, жужжал, жил, извивался. Второй сыпал все больше и больше смеси, и чернота с шумом и грохотом вдруг поднялась над телом и стала уязвима и невесома как пух.

— Смотри, — Второй щелкнул зажигалкой и все, что было на человеке, все в одно мгновение, вспыхнув, сгорело. Не осталось ничего.

А когда дым рассеялся, то я увидел, что и человека не осталось. На полу лежали лишь старая куртка, свитер, брюки и спортивные ботинки. Тело растворилось.

А водки у тебя нет? — спросил я у Второго.

— Есть. Будешь?

— Буду. Если я сейчас немного буду зависать- стукни меня. Мне надо подумать.

Второй пожал плечами, не вставая с дивана, достал откуда то из-под стола почти располовиненную бутылку водки.

— Стакан искать, или так — из горла, для полноты эффекта?

Я ответил, что «доставать» и, что эффектов мне и так хватает, и понял — он шутит. После того, что я видел, после того, что он сделал и что произошло двадцать минут назад, он сидит и шутит.

— Придурок! — заорал я. — Мне же так хреново, а ты надо мной издеваешься. Неужели трудно просто помочь.

— Не психуй. Это все эмоции. Выпей. Ты и так нормально держишься. В прошлый раз, когда я приволок сюда «светлячка», он заблевал мне всю комнату и до тех пор, пока не слопал упаковку снотворного, успокаиваться не собирался — то драться лез, то плакать пытался.

Я в очередной раз за вечер взял себя в руки. Вдохнул, выдохнул, минуты две подышал полной грудью.

Трясти перестало. Злость прошла.

— Наливай. Не буду отличаться от предшественника. Напьюсь и заблюю Берлогу.

Второй расхохотался.

— А мы можем сработаться, бродяга.

Сидели недолго. Собственно говоря — пил я один. Второй плеснул себе на дно стакана и цедил эти грамм двадцать, пока я не прикончил бутылку. Сперва и правдау попустило, потом я вспомнил, как Второй поджег черный пух и почему-то расхохотался, и смеялся до тех пор, пока он не залепил мне оплеуху. Дальше стало жалко и мир, и себя, и что водки осталось на пару глотков, и нет счастья в жизни, а после — проснулся от того, что меня реально мутило.

Я охнул, попытавшись встать с неудобного лежбища, вначале даже не сообразив, где нахожусь, но из темноты раздался знакомый голос: — Тазик принести — или до сортира доползешь?

И я все вспомнил. До сортира не дошел. Не успел. Снова представил, как клубится жужжащая масса вместо лица человека, и меня вырвало тут же.

Второй включил свет, принес воды, уложил на топчан, как заботливый родитель, укрыл пледом и с ворчаньем принялся за уборку.

Я смотрел в его спину и понимал, что до сих пор во все происходящее не верю. Что я просто пьян, у меня белая горячка и когда я очнусь, то снова буду спать в своей квартире, заниматься своим делом, в пятницу пойду на пивную вечеринку и единственному своему другу Пашке Захарову расскажу, какие нелепые и страшные сны снятся в алкогольном бреду. С этой мыслью и уснул.